Гетландцы разразились ликованием. Ванстерцы вели себя куда тише, при виде того, как Сориорн повис у матери Скейр на плече и мелко подпрыгивает, ковыляя прочь. Что касается скромной свиты самой Скары, то Рэйт смотрелся проглотившим топор, а Синий Дженнер стоял в слезах, но лишь от того, что без удержу хохотал.
Колючка Бату сложила ладони чашей и крикнула, перебивая шум:
— Кажись, ты не зря тратил время верхом на этой мачте!
— Верхом на мачте научишься большему, чем в покоях служителя! — откликнулся Колл. Сейчас он наслаждался рукоплесканием и раздавал друзьям воздушные поцелуи.
Скара тихонько произнесла:
— Ты хоть сам понял, что выиграл? Право в одиночку забраться в полную врагов неприступную крепость.
Его улыбка поблекла, когда она взяла за запястье и подняла над головой в знак победы его обмякшую руку.
11. Первопроходец
Новая вспышка молнии очертила отвесные стены Мыса Бейла — черные зубцы на фоне алмазного неба. Боженьки, дорога вверх такая длинная…
— А уже поздно говорить, что я не согласен с планом? — проверещал Колл сквозь завывание ветра, гул дождя и рокот ударов Матери Моря об их суденышко.
— Да нет — говори что вздумается, — в ответ проревел Ральф, по лысине тек ручеек. — Лишь бы наверх залез!
Ветер подсекал и метал в лица изможденных гребцов соленые брызги. Гром трещал так, что дрожь пронзала весь мир, но Колл и так уже дрожал сильней некуда, пока их лодчонка рыскала и качалась — все ближе и ближе к скалам.
— По-моему, здешние небеса не предвещают добра нам! — воскликнул он.
— Как и здешние воды! — крикнул Доздувой, борясь с веслом, как с необъезженной кобылицей.
— Дурная судьбина повсюду!
— От судьбы не уйти — дурной или доброй! — Колючка взвесила в руке абордажную кошку. — Важно одно — как ты ее примешь.
— И то правда, — сказал Фрор, кривой глаз белел на обмазанном смолой лице. — Тот, Кто Разговаривает Громом, сегодня за нас. Его дождь загонит их головы под крышу. Его рык заглушит наше прибытие.
— Упасет — и не развеешься золой от его молнии. — Колючка хлопнула Колла по спине и едва не вышибла с лодки.
Толща стен в основании состояла из эльфийского камня — ныне треснутого и покореженного. Ржавые прутья торчали в прорехах — опутанных водорослями, усиженных раковинами морских блюдечек. Ральф гнул спину и скрипел зубами над кормилом, помаленьку разворачивая лодку боком.
— Полегче! Полегче! — Новая волна подхватила их, закинув желудок Колла прямо в рот, а потом понесла бортом на камни. Заскрежетала, завизжала древесина. Он уцепился за планширь, уверенный, что остов лодки вот-вот переломится, и Матерь Море, вечно голодная до теплых человечьих тел, грядет за ними, чтобы уволочь в свои хладные объятия. Однако потертая обшивка держала, и он шепотом благодарил то дерево, которое им ее даровало.