Перекресток трех дорог

Помолчали, созерцая Бельское озеро.

– Касаемо дела, – сказал Макар уже другим тоном. – Новостей по-прежнему нет?

– Нет.

Они без пояснений знали – о чем речь. О той фразе Мачехи мертвых, что она бросила им – о ее тайном письме в сейфе компании на случай ее смерти, где она называла имена своих убийц.

В многочисленных рапортах, которые написали Клавдий Мамонтов и полковник Гущин по поводу всех обстоятельств финала этого беспрецедентного уголовного дела, они изложили события не в полном объеме. Например, о том, что Мачеху мертвых убил Клавдий Мамонтов, они умолчали намеренно, представив дело в виде суицида с ее стороны – мол, сама облила себя горючим дезинфектором и подожгла в сарае.

Во время осмотра пепелища нашли лишь фрагменты обугленных костей, и судмедэкспертиза так и не установила, что женщине перед смертью была нанесена механическая травма – перелом шейных позвонков. Удар ножом в грудь полковника Гущина в рапортах они тоже списали на Наину Ольховскую. И начальство не стало проводить по этому поводу доскональной проверки.

Сарай сгорел полностью, и улик полицейские практически не нашли. В соседнем с полями болоте в лесу обнаружили затопленный внедорожник – видимо, именно на нем Мачеха мертвых и приехала из Москвы в Людиново с похищенной Августой. Однако все попытки вытащить машину из болота не увенчались успехом – она лишь глубже уходила в трясину, а водолазы к ней подобраться не смогли. Не нашли на пепелище и телефонов – мобильного, принадлежавшего убитому Громову, с которого Мачеха мертвых звонила им после похищения девочки. Остался лишь номер в памяти телефона Макара.

И остались те слова ее, последняя угроза – насчет письма в сейфе…

– Давно бы все стало известно насчет письма, сейф ведь ее адвокаты вскрыли, – успокоил Клавдий Мамонтов Макара. – Ничего там нет. Не писала она никакого письма насчет нас. Это был блеф. В сущности, все, что она говорила, был один большой блеф. И психоз.

– Мы в среду ездили с полковником в Москву в его госпиталь на ВДНХ, – сообщил Макар.

– Зачем?

– Он пытался узнать – не работала ли ОНА и там волонтером в то время, когда он там лежал. Я ему сказал – это невозможно. Вы что, считаете ее вездесущей? Но он настоял, и мы поехали. Он там всех расспрашивал, но госпиталь на консервации, и врачей никого из прежней команды, кроме дежурной смены. Никто ничего не знает. Ему мысль покоя не дает – кто был тот врач… или медсестра… или санитарка в защитном костюме… Когда он пришел в себя после интубации, этот некто в маске защитной объявил ему, что случилось чудо. Я ему пытался объяснить, что интубация, трубка в горле не приговор, что выживают и после этого, но он словно сам себе хочет что-то объяснить… И мне иногда кажется, он даже не Наину, не Мачеху мертвых имеет в виду, пытаясь понять, кто ему явился там в пограничном его состоянии между жизнью и смертью.

– А кого он имеет в виду?

– Настоящую Праматерь, – совсем тихо сказал Макар, – которая Мать-Земля или… уж не знаю, может ли она быть одновременно для нас и матерью и мачехой?

В траве застрекотал кузнечик. Ему ответила птица на ветке дерева. Солнечные лучи пробивались сквозь листья древесных крон, рисуя на земле причудливый узор, сотканный из теней и света. Бельское озеро в солнечном свете излучало сияние чистой воды, пахло скошенной травой, цветами, летом в зените. Земля словно вознаграждала всей благодатью за прежний тоскливый ужас болезни, безысходности и смерти, ставший чем-то привычным в новостных сводках о ходе эпидемии.

– В ковидном госпитале мы так ничего и не узнали, и я думаю, это к лучшему. На обратном пути с полковником переделали кучу дел – он и своей бывшей жене звонил, насчет помощи, если что, в будущем, и сыну, и в банк мы заехали, и в налоговую… Я наблюдаю сейчас – в нашу летнюю передышку все словно стремятся как можно скорее успеть, сделать все, что нужно и должно. Потому как никто не знает, что нас ждет дальше. Как мы все будем жить и что с нами случится. Мы существуем одним днем.

Далеко-далеко, еще очень далеко на горизонте над озером поднималась из воды черная грозовая туча. Когда она придет на эти благословенные, почти идиллические летние берега?

– Полковник мне сказал – делай, что должно, и будь что будет. – Макар помолчал. – Я считаю это самой трезвой оценкой нынешней неопределенной ситуации, а ты, Клава?

– Пожалуй. Только хотелось бы, конечно, надеяться на лучшее. – Клавдий Мамонтов высоко в воздух вскинул на руках Сашеньку. – Сашхен, а если мы сейчас полетаем, ты не против?

И они начали летать «самолетиком».