- Тогда давай просто надеяться, что у тебя появится возможность заглянуть в сердце и разум нашего хозяина, - заключил Катон, вставая с дивана. - Теперь мне нужно немного потренироваться. Наслаждайся инжиром.
Он зашагал прочь по одной из гравийных дорожек, которые пролегали среди аккуратно ухоженных рядов подстриженных цветущих кустов и ветвей деревьев, которые затеняли участки тропинок. Достигнув подножия стены, он пошел по тропинке, огибающей сад, и увеличил темп, заложив руки за спину в той позе, которую он обычно принимал, когда ему нужно было идти и думать. Отбросив раздражение на Аполлония, он задумался о возможных результатах своей миссии.
Если Вологез был готов обсудить мирный договор на условиях, приемлемых для Рима, то император мог принять это как достаточную победу, чтобы отменить свои планы войны с Парфией. Искатели славы вполне могут повыть в знак протеста, но будут спасены многие жизни и много серебра. Катон знал, насколько последнее соображение весило в умах ближайших к Нерону советников. Если, однако, Вологез откажется от условий Корбулона, что Катон полагал более вероятным, учитывая, что это были стандартные унизительные требования, на которых настаивал Рим, то реакцию парфянского царя могли сдержать другие факторы. Например, продолжающаяся война, которая ведется далеко на востоке против его сына Вардана и его гирканских союзников. Возможность недовольства среди его придворных или даже бегство одного или нескольких из них в Рим заставило бы Вологеза очень тщательно обдумать, прежде чем он откажется от требований Корбулона. В особенности такой человек, как Хаграр, который правил на самом важном участке границы Парфии с Римом. Если Ихнэ и прилегающие территории перейдут под римский контроль, то даже столица Ктесифон окажется в пределах легкой досягаемости легионов.
Такая перспектива будоражила воображение Катона, и хотя он изначально верил в то, что войны следует по возможности избегать, шанс нанести сокрушительный удар давнему врагу Рима был слишком заманчивым, чтобы его можно было легко проигнорировать.
Два дня спустя, когда на дворец сгустились сумерки и слуги начали зажигать факелы и жаровни, один парфянский офицер нашел Катона в своих покоях, где он читал том греческих стихов, которые ему разрешили взять в библиотеке Хаграра.
Катон опустил свиток. – Что, по какому поводу меня прерывают?
Парфянин нахмурился, столкнувшись с напористостью пленного. - Мой повелитель Хаграр приказывает тебе немедленно явиться к нему.
- Понятно, - Катон встал. - Мне нужно, чтобы со мной пошел мой советник.
- Нет. Мой повелитель послал за тобой одним.
Катон ненадолго задумался о том, чтобы настоять на том, чтобы присутствовал и Аполлоний, но было ясно, что парфянский офицер был из тех, кто строго подчинялся приказам и не был склонен отклоняться ни на фут от них.
- Что ж, очень хорошо. Отведи меня к нему.
Он последовал за парфянином из комнаты в коридор. Аполлоний уже стоял у входа в свою комнату. - Что происходит, господин?
- Хаграр послал за мной.
Аполлоний шагнул вперед, но парфянин протянул руку и указал на комнату. – Назад, внутрь.
Аполлоний не двинулся с места, но посмотрел на Катона. - И как нам быть?
- Он послал за мной. Не за тобой.
- Мне это не нравится. Было бы полезно, если бы я был там.
Катон слегка кивнул на парфянина. - Его приказы были конкретными. Только я.
Аполлоний погладил свой подбородок. – Дай мне знать, о чем вы будете говорить.
Парфянин указал на дальний конец коридора. - Мой повелитель ждет.