Цюй-бо-юй – вэйский вельможа по имени Юань, гостеприимством которого пользовался Конфуций во время пребывания в Вэй. До глубокой старости он без устали работал над своим нравственным самоусовершенствованием, и потому поступки его отличались полнейшей искренностью и слава его гремела повсюду. Ныне (в 1910 году. –
Конфуций сказал: «Не занимая известного места, не мешайся в дела его (не суйся не в свое дело)». Цзэн-цзы сказал: «Мысли благородного мужа не выходят из пределов его положения».
Цзэн-цзы сказал: «Благородный муж скромен в своих словах, но неумерен в своих действиях».
Другой перевод: «Благородный муж мало говорит, но много делает».
Конфуций сказал: «У благородного мужа есть три предмета, которых я не в состоянии достигнуть: человеколюбия без скорби, знания без заблуждения и храбрости без страха». Цзы-гун на это сказал: «Это Учитель сказал из скромности».
Цзы-гун часто сравнивал (пересуживал) людей. Философ сказал на это: «Ты сам, должно быть, добродетельный человек, а вот у меня нет досуга для этого».
Философ сказал: «Не беспокойся, что люди тебя не знают, а беспокойся о своей неспособности».
Мысль эта, которой Конфуций придавал чрезвычайно важное значение, встречается в афоризмах четыре раза.
Философ сказал: «Не предполагать обмана и не подозревать недоверия к себе со стороны, но в то же время наперед прозревать их – это ум».
Не пускаться в догадки и не подозревать – это есть выражение искренности по отношению к данному предмету, а прозрение – это ум, освещающий законы вещей.
Вэй-шэн Му, обратившись к Конфуцию, сказал: «Цю, зачем ты здесь засел? Уж не сделался ли ты льстецом?» «Нет, – отвечал Конфуций, – я не смею заниматься лестью, но я ненавижу упрямство».
Из того, что Вэй-шэн дозволял себе называть Конфуция по имени, толкователи заключают, что это был какой-нибудь анахорет, старше Конфуция по возрасту, который, зная, что Конфуций был приглашаем на службу, подозревал его в том, что он краснобайством старался угождать людям. Цю – прозвище Конфуция.
Философ сказал: «Отличный конь славится не за силу, а за свои качества».
Под этими качествами разумеется, что он хорошо выезжен и смирен.
Некто сказал: «Что Вы скажете о воздаянии добром за обиду?» На это Конфуций сказал: «А чем же тогда платить за добро? Следует воздавать справедливостью (т. е. должным) за обиду и добром за добро».
Под прямотою здесь разумеется абсолютная справедливость, полнейшее беспристрастие, исключающее всякую идею о личных чувствах любви, ненависти и т. п.
Философ сказал: «Люди не знают меня». На это Цзы-гун сказал: «Что значит, Вас не знают?» Философ сказал: «Я не ропщу на Небо, не виню людей и, изучая низшее, достигаю понимания высшего. Если кто и знает меня, это не Небо ли?»
Под именем низшего разумеются человеческие действия, а под именем высшего – Небесные законы, присущие каждой вещи.
Гунь-бо-ляо оклеветал Цзы-лу перед Цзи-сунем. Цзы-фу Цзин-бо донес об этом Конфуцию, говоря: «Мой господин (Цзи-сунь. –
В оправдание такого очевидного фатализма Конфуция последователи его не нашли ничего лучше, кроме утверждения, что святой человек в критические минуты руководствуется в своей деятельности одной справедливостью, не ожидая решения от судьбы, и что в данном случае им был допущен фатализм для вразумления Цзин-бо и для устрашения Бо-ляо. Трупы знатных вельмож выставляли после казни во дворце, а простых смертных – на площади.