— Осторожнее, приятель! Там темно, — предупредила Делберта Бабетта, первой ныряя в темноту склепа.
На мгновение Делберт замер, не решаясь идти за ней. Ладони у него стали мокрыми, желудок сдавил спазм. Так он простоял на пороге минуту, а может, и две, размышляя о легкомыслии принятого им решения стать экспертом-криминалистом. Наверное, он переоценил свои возможности. Следовало бы пойти в дорожную полицию, а не...
— Ты что, весь день там стоять будешь? — прервал его размышления грубоватый голос Бабетты.
Делберт вспомнил о своем старом отце, о том, как он гордился своим сыном-полицейским, и, собравшись с духом, отважно шагнул вперед, бормоча молитвы и не выпуская из рук чемоданчик с инструментами.
И оказался в кромешной тьме. Если бы не тонкий лучик солнечного света, проникавший сквозь полуоткрытую дверь, он почувствовал бы себя слепым, словно летучая мышь. К счастью, света от двери было достаточно, чтобы различить пыльный каменный пол и пару дорических колонн.
Делберт задержал дыхание и сделал несколько осторожных шагов. Под его башмаками поскрипывал мельчайший гравий. В воздухе стоял запах старого сухого камня и еще чего-то, как будто залежавшихся специй.
— Это здесь, — раздался из тьмы голос Бабетты. Послышался металлический щелчок, и помещение внезапно озарилось неярким светом ее карманного фонарика.
Оглядевшись, Делберт с удивлением увидел, что все стены исписаны непонятными символами и словами. Поспешно нацарапанные чем-то черным надписи несколько побледнели от времени, некоторые знаки и вовсе почти пропали, особенно там, где Бабетта мыла стены влажной тряпкой. Видны были непонятные слова: АККОН ДРИ, ДАЛИМУС, ЗИЗИМУТ, Е ЮЛ.
Рядом были начертаны пентаграммы и непонятные арабские буквы. Все это не имело никакого смысла, но волосы у Делберта встали дыбом.
Приблизившись стене, он стал внимательно вглядываться в надписи, одновременно пытаясь открыть свой чемоданчик с инструментами. Собственно говоря, он хотел сделать несколько фотографий, но, проведя пальцем по поверхности одной из надписей, так и застыл на месте.
— Это что, засохшая кровь?
— Да, — кратко отозвалась Бабетта. — Полиция считает, что это кровь овцы или коровы. Наверное, какие-то слишком умные сорванцы хотели напугать местных жителей...
Следуя за лучом карманного фонарика Бабетты, Делберт попал в небольшой альков. Толстуха повела фонариком вокруг гробницы.
— Эти негодяи все тут разграбили и разорили — и фамильные ценности, и бронзовые статуэтки, и вообще все...
Делберт заглянул через плечо чернокожей великанши в узкий туннель, где находились другие захоронения:
— А тела умерших были потревожены?
— Да нет, похоже, они пришли сюда просто пограбить.
С бешено колотящимся сердцем Делберт заглянул в туннель, где покоились гробы. В самом дальнем конце туннеля, в большой нише, стоял самый разукрашенный гроб, вся поверхность которого, покрытая древней паутиной, была исписана таинственными надписями и словами.
— Минуточку, — проговорил он, заметив какой-то непорядок, и непроизвольно стиснул зубы. — Посмотрите-ка вон туда, где стоит последний гроб...
Бабетта молча повиновалась. Луч фонарика, скользнув по другим гробам, остановился на самом большом. Делберт смотрел — и никак не мог понять, что же привлекло его внимание, и тут заметил, что крышка несколько сдвинута.