Мёртвая зона

Ни за что!

Но почему? В конце концов разве он не начал коллекционировать политиков перед нынешними выборами? Ну увидит еще одного – есть из-за чего расстраиваться!

Но Джонни уже расстроился, факт. Сердце заколотилось, он даже уронил журнал в бассейн. Чертыхаясь, он полез выуживать его, пока тот не размок.

Почему-то при мысли о Греге Стилсоне вспоминался Фрэнк Додд.

Вот уж совсем нелепица. Какое у него может быть отношение к Стилсону, когда он всего один раз видел его по телевизору? Да никакого.

Держись от него подальше.

Ну а что в конце концов? Может, съезжу, а может, нет. Может быть, поеду в субботу в Бостон. Схожу в киношку.

Но к тому времени, как он вернулся домой и переоделся, странное тяжелое чувство страха уже овладело им. Чем-то это чувство напомнило старинного знакомого – из тех, кого в душе ненавидишь. Решено, в субботу он поедет в Бостон. Так будет лучше.

Много месяцев спустя Джонни снова и снова возвращался к этому дню, 19 августа, и не мог в точности вспомнить, как же он все-таки оказался в Тримбулле. Он поехал в сторону Бостона, рассчитывая посмотреть игру «Ред сокс»[25] в Фенвей-парке, затем, если получится, прокатиться до Кембриджа и пройтись по книжным магазинам, и если хватит денег (из «премиальных» Чатсворта четыреста долларов он послал отцу, который, в свою очередь, перешлет их в «Ист-Мэн медикэл сентр» – по сравнению с тем, сколько останется выплачивать, это, конечно, капля в море), то еще сходить в кино на музыкальный фильм под названием «На всю катушку». Неплохая программа и подходящий денек для ее осуществления: теплый, безоблачный, мягкий – один из лучших летних дней, какие бывают в Новой Англии.

Он наведался в кухню большою дома, приготовил три больших бутерброда с ветчиной и сыром, сложил их в старомодную плетеную корзинку, найденную в кладовке, и после некоторых колебаний добавил ним шесть банок пива «туборг». В ту минуту он чувствовал себя просто превосходно. Ни тени мысли о Греге Стилсоне и его доморощенной охране из железных всадников.

Он поставил корзинку под сиденье и взял курс на юго-восток, к автостраде 1-95. До этой минуты все было ясно. И вдруг что-то странное полезло в голову. Сначала вспомнилась мать на смертном одре. Ее лицо с застывшим оскалом, скрюченная рука на покрывале, голос, звучащий приглушенно, как будто у нее полон рот ваты.

А что я тебе говорила? Разве я тебе этого не говорила?

Джонни включил погромче радио. Стереодинамики выдавали добротный рок-н-ролл. Он проспал четыре с половиной года, но рок-н-ролл слава богу, живет и здравствует. Джонни начал подпевать.

Он уготовил тебе миссию. Не беги от нее, Джонни.

Радиоприемник не мог заглушить голоса матери. Даже из могилы.

Не прячься и не заставляй его посылать большую рыбу, чтобы она проглотила тебя.

Но гигантская рыба его проглотила-таки. И называлась эта рыба не левиафан, а кома. Он провел четыре с половиной года в ее черном брюхе, и этого было предостаточно.

Показался дорожный знак со стрелкой – и вот он уже позади. Джонни был так погружен в свои мысли, что проскочил поворот. Эти призраки прошлого – они не хотят отступать, не хотят оставить его в покое. Ладно, придется доехать до следующего поворота и сделать крюк.

Ты не гончар, а гончарная глина, Джонни.

– Ну все, хватит, – пробормотал он. Пора выбросить из головы эту ахинею. Вера Смит, конечно, была фанатичкой – пусть он отзывался о собственной матери нелестно, зато справедливо. Рай в созвездии Ориона, ангелы в летающих тарелках, подземные царства… Ее сумасшествие мало чем отличалось от сумасшествия Грега Стилсона.