Мёртвая зона

Джонни, по крайней мере внешне, вовсе не соответствовал представлению о том, каким должен быть хороший учитель. Он слонялся из класса в класс, витая в каких-то сладких грезах, и частенько опаздывал на урок, заболтавшись с кем-нибудь на переменке. Он разрешал детям сидеть там, где им захочется, и они каждый день меняли места, причем классные драчуны неизбежно оказывались в задних рядах. При таком условии Сара не смогла бы запомнить их имен до марта, а Джонни уже знал всех учеников как свои пять пальцев.

Он был высокого роста и немного сутулился, за что дети прозвали его Франкенштейном[3]. Правда, Джонни был скорее этим доволен, чем раздосадован. У него на уроках царили тишина и спокойствие, прогульщиков было мало (у Сары ученики постоянно сбегали), и тот же суд присяжных относился к нему благосклонно. Он был из тех учителей, которым через пятьдесят лет посвящают школьные ежегодники. У Сары так не получалось. И она часто выходила из себя, не понимая почему.

– Хочешь пива на дорогу? Или стакан вина?

– Нет. Надеюсь, ты при деньгах, – сказала она, беря его под руку и решив больше не сердиться. – Я ведь меньше трех сосисок не съедаю. Особенно на последней ярмарке в году.

Они собирались в Эсти, расположенный в двадцати милях к северу от Кливс Милс; единственной претензией этого городка на сомнительную славу было проведение САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЙ ЯРМАРКИ В НОВОЙ АНГЛИИ. Ярмарка закрывалась в пятницу вечером, в канун Дня всех святых.

– Если учесть, что зарплата у нас в пятницу, с деньгами неплохо. У меня восемь долларов.

– Мать честная! – Сара закатила глаза. – Я всегда знала, что, если буду ангелом, небо пошлет мне в один прекрасный день папулю-толстосума.

– Мы, сутенеры, делаем ба-а-а-льшие деньги, крошка. Сейчас возьму пальто, и едем.

Сара смотрела на него с отчаянной нежностью, и внутренний голос, который звучал все чаще и чаще – когда она стояла под душем, читала, готовилась к урокам или стряпала одинокий ужин, – заговорил вновь, словно в одной из полуминутных рекламой по телевизору: Он очень и очень приятный человек, с ним легко, он занятный, никогда не заставит тебя плакать. Но разве это любовь? То есть достаточно ли всего этого для любви? Даже когда ты училась кататься на двухколесном велосипеде, ты не раз падала и сбивала себе коленки. Даром ничего не дается. А тут тем более.

– Я в туалет, – сказал он.

– Давай. – Она слегка улыбнулась. Джонни был из тех, кто почему-то неизменно ставит всех в известность о своих естественных надобностях.

Она подошла к окну и выглянула на Главную улицу. На площадку для стоянки автомашин, рядом с пиццерией О’Майка, высыпали ребятишки. Неожиданно ей захотелось побегать с ними, превратиться в маленькую девочку, оставить все свои заботы позади или – перебросить в будущее.

Она отвернулась от окна и подошла к софе, на которую Джонни положил маску.

– С праздником, – фыркнула она.

– Что? – откликнулся Джонни.

– Если ты сейчас не выйдешь, я еду без тебя.

– Выхожу.

– Отлично!

Она провела пальцем по маске с лицом Джекиля и Хайда. Левая сторона от доброго доктора Джекиля, правая, звероподобная, – от Хайда. Что с нами будет ко Дню благодарения? – подумала она. А к рождеству?

От этой мысли по телу пробежал нервный озноб.