В это морозное февральское утро отец Евгений проснулся в приподнятом настроении, но с головной болью и неприятными ощущениями в желудке. Он хорошо помнил вчерашний вечер. Вчера, как обычно бывало по воскресениям, к нему на исповедь приходила ухе упомянутая выше мать-настоятельница. После ее исповеди святой отец и она отправились к нему в келью для продолжения доверительной беседы. Мать-настоятельница, имя которой было Ольга, принесла с собою две бутылочки «Кагора» с неизвестной целью (видимо для более глубокого понимания друг друга). После беседы отец Евгений начал подозревать, что матушка чем-то разбавила вино, вследствие чего крепость вышеозначенного возросла градусов на пятнадцать. Всё же они опустошили обе бутылочки, причем частота опустошения у святого отца была в два раза выше, нежели у матушки. И вот в это утро отец Евгений нуждался еще в некотором количестве столь приятного напитка. Он позвал служку, который тоже был иногда не прочь отведать со стола святого отца. И через каких-то полчаса отец Евгений не только утолил утренний голод, но и избавился от головной боли. Не подумайте, что священник позволил себе пить спиртное до тех пор, пока не пройдет голова, и желудок не придет в норму. Он, как и любой нормальный человек, знал, что, если не лечить похмелье до полного «выздоровления», то болеть будешь не более дня, а если лечить— неделю. Им было поглощено достаточное количество великолепно приготовленного мяса и выпит всего один стакан вина.
Святой отец встал и выпроводил помощника за дверь, после чего запер ту на засов. Потом сел за свой рабочий стол и достал из специально закрываемого ящика тетрадь в черной обложке. То была вторая его страсть. Отец Евгений вел дневник своего грехопадения, в коем точно описывал все события, наверное, чтобы впоследствии не забыть, об отпущении каких грехов молить Господа. Последняя запись приходилась на прошлую среду. С улыбкой на устах отец Евгений прочел самые захватывающие строки и услышал, как колотится собственное сердце. Он стал описывать вчерашние происшествия. Почерк его был изящным и очень красивым, как и внешность. Исписав два листа, святой отец громко зевнул и потянулся. На сегодня он был совершенно свободен и раздумывал, чем себя занять. На этот понедельник не осталось никаких дел, а всё, что еще предстояло сделать, по некоторым причинам сегодня было невозможно. Отец Евгений со скучающим видом выдвинул тот же запираемый ящик, спрятал туда дневник. После он достал оттуда толстую книгу, на обложке которой было написано «Жребий». Автором романа был небезызвестный Стивен Кинг. Отец Евгений очень любил его произведения. Он завалился на диван и углубился в интересное чтение. И только он добрался до места, когда могущественному вампиру предстояло умереть, как в дверь постучали.
Книга тотчас же оказалась под подушкой, а стол был немедленно заперт, ключ спрятан под сутаной.
Отец Евгений быстро посмотрел на часы. «Кто может быть в полдень?»— так он подумал, направляясь к двери.
Он отворил дверь, за которой никого не оказалось. «Странно, здесь такие шутки не уместны»,— промелькнуло у него в голове. Святой отец прошелся по коридору; никого не было. Он вернулся в келью, запер дверь и только прилег на диван и протянул руку за книгой, как стук повторился. Совершенно не веривший в какие-либо чудеса священник тихо подкрался к двери и, быстро отодвинув задвижку, распахнул дверь настежь. Там было пусто. Тогда святой отец решил пойти на еще одну меру; он просто оставил дверь открытой, то есть распахнутой настежь. Довольно долго Евгений пролежал на диване, не сводя глаз с проема, но так ничего не услышал и не увидел. «Конечно,— опять подумал он,— они видят дверь открытой и не решаются подойти. Значит— то были живые люди». Надобно сказать, что все выводы отца Евгения отличались той логичностью, которую встретишь только у достаточно просвещенных и здоровых умов. Отец Евгений прикрыл дверь, для конспирации щелкнул задвижкой, не собираясь запираться, и несколько раз потопал, имитируя свой отход от двери. Сам же затаился за дверью. «Кто бы ты ни был, а от меня не уйдешь, клянусь Богом»,— эта мысль даже принесла некое удовлетворение. Надобно отметить еще один недостаток святого отца,— он имел слабость довольно часто давать клятвы. Рука отца уже легла на посеребренную ручку двери. Отец Евгений напрягся в ожидании. Он уже в мыслях видел, как после стука распахивает дверь и хватает паршивца за грудки. Даже пришло волнительное ожидание, как перед доверительной беседою с одной из молоденький прихожанок. В памяти всплыла очень трогательная картина успокоения одной монашки, которая совершила по ее словам непоправимый грех,— вкусила в день поста жареной говядины. Отец Евгений тогда едва сдержался от смеха. «Вот дура!— думал он тогда,— она действительно верит, что большего греха, чем нарушение поста, не бывает». От нахлынувших чувств святой отец прижал (совсем не по-отцовски) «грешницу» ко своей часто дышащей гуди. Он гладил ее по спине, допуская руки до совершенно непозволительных мест и говоря, что Господь в милости своей не откажет такой невинной душе в ее просьбе, и что он прощает ей ее грех. А после святой отец благословил кающуюся поцелуем в губы. И только тогда, когда они подходили к самому пику их доверительной беседы, он понял, что не только ее душа была до сего момента невинна. Надобно сказать, что монашке эта исповедь очень понравилась, и она пообещала исповедоваться только у отца Евгения. Правда, почему-то ее он так больше и не видел.
Святой отец почувствовал, как рука уже затекла. Он подсмотрел на часы: три четверти второго. «Как же долго я здесь стою?»— спросил себя он и с ужасом понял, что заснул, стоя на посту. Он одернул руку от двери и размял пальцы. В дверь постучали вновь. Рука тотчас же мотнулась к ручке, но не успела ухватиться за нее, как дверь резко распахнулась под натиском снаружи. Дальнейшего отец Евгений почти не помнил, как и не знал, кто стоял за дверью, так как дверь попала ему в голову, отбросив к столу, где он ударился затылком так, что на полированной крышке появилась извилистая трещина, и потерял сознание на довольно долгий промежуток времени. В глазах поплыли огненные кольца, показалось, что мир разваливается на куски. Отец понял— он умирает. Он попытался открыть глаза, но ничего не вышло. Он попытался поднять веки рукою, но они каким-то неизвестным образом были настолько сильно сомкнуты, что не представлялось возможным с ними что-либо сделать. Отец Евгений во сне запел «Отче наш», наяву же у него получалось нечто нечленораздельное, вроде: «Тще ш-ш, ж-ж-же исе н… сех…»— ну и так далее. Отец Евгений бредил. И бредил он довольно сильно; с жаром. Температура его многострадального лба поднялась на пять с лишним градусов. Руки, никогда не устававшие благословлять, дрожали и тянулись к дрожащим же векам.
В кабинете никого не было. Дверь была закрыта на задвижку. Святой отец лежал на диване, голова его покоилась на подушке. А стрелки часов отмеряли час за часом. В комнате уже начало темнеть, как опять раздался стук в дверь. Святой отец сквозь сон слышал стук, но никак не мог очнуться. Но в дверь продолжали стучать все настойчивее и громче, пока, наконец, отец Евгений не вышел из забытья и не прокричал голосом сонным и полным страдания:
—Оставьте меня в покое, ради Бога.
В результате стук прекратился, а святой отец со стоном поднялся. Он пересек на еле гнущихся ногах расстояние до двери, еле сладил с задвижкою и вышел в коридор с единственной целью добраться до ванной и умыться. В коридоре стояла непроглядная тьма. Отец ощупью двинулся по коридору до конца, где находилась ванная. В ванной он подставил горячую, гудящую от удара голову под струю холодной воды. Немного пришел в себя. После нашарил на стене выключатель, осветил ванную ярким светом галогеновой лампы. В зеркале осмотрел поврежденный дверью лоб, отметив про себя, что синяк, расположившийся с левой стороны у виска, обещает быть весьма заметным и болезненным. Точно на противоположной стороне головы находилась здоровенная шишка, оставленная столом.
Отец Евгений вернулся в кабинет с неприятным чувством беспомощности; его полное неверие в Бога обернулось ощущением страшного одиночества. Часы показывали восемнадцать часов. Святой отец вытянулся на диване и вновь уснул, на этот раз более спокойно и без сновидений. Он не желал сегодня отправляться на квартиру, решив переночевать в кабинете. Здесь его никто не посмеет потревожить. Он часто так делал. Сторожа его не беспокоили.
Отец Евгений дышал легко и ровно— словом— он спал, как младенец.
Внезапно в коридоре послышался скрип половиц. Он был настолько противен отцу Евгению, что тот немедленно проснулся. Слышно было, что кто-то подходит к кабинету. После раздался легкий стук. Почему-то дрожь пробежала по спине святого отца. Он спросил:
—Кто там в такой час?
—Падре, откройте,— послышался женский голосок из-за двери.
Святой отец заволновался; так к нему обращалась только одна девица. Он подбежал к двери и, совершенно не подумав в предвкушении приятного вечера, отодвинул засов. В комнату вошла девушка в монашеском одеянии.
—Что ты хочешь, дочь моя?— нежно спросил отец Евгений.
—На исповедь пришла, отец мой,— пролепетал голосок. В комнате было довольно темно (горела одна свеча), так что отец не сумел как следует рассмотреть лицо пришедшей. Да, и не до этого было.
Евгений запер дверь и усадил монашку за стол. Она как-то с ненавистью (так показалось ему) взглянула на него. Он спросил:
—Так говори, дочь моя, я слушаю. Что тяготит тебя?
—Ваши грехи тяготят меня, пастор,— начала она, а Евгений разинул рот. А она продолжала: —И грехи ваши стали уже известны тому, кто очень любит мстить.
ebooksa