—Да.
—И что же?
—Я умру,— почти шепотом произнес Морозов.
—Не совсем так. Ты будешь мучиться от неизвестной пока зачаткам вашей медицины болезни. Мучиться страшно. Представь себе, что у тебя ни с того, ни с сего начинают кровоточить десны, литься из ушей кровь. И все это сопровождается рвотой. Приятно звучит?
—Нет.
—Зря. Это звучит приятно. Ты не прав.— И маленький человек легким движением руки рассек правую щеку Морозова.— Это для того, чтобы ты помнил меня и мое обещание. И вот еще что: я имею дурную привычку— свои обещания стараюсь сдерживать. Понятно?
Держась за щеку и чуть ли не плача, Морозов согласился:
—Понятно.
—Да не переживай так,— сказал Николай Иванович,— у меня рана похлеще.— Он повернулся правой щекой к свету, и Михаил увидел причудливый шрам в виде трезубца.
—Твоя рана затянется,— вновь сказал человек,— моя— никогда. Это— знак качества. И принадлежу к высшей лиге. Ты мне веришь?
—Конечно.
—Чудненько! Я пошел.— И тут Морозов едва не ослеп: на том месте, где стоял только что Николай Иванович, появился ослепительный красный столб горячего света. Так вспыхивает фотовспышка. Только свет держался секунд пять. И после с хлопком исчез, вызвав порыв ветра и взрыв так и не дожившей до своей смерти лампочки на столбу.
Морозов постоял еще минут десять, потом, придя в себя, поплелся в общежитие, где был обруган ночной вахтершей и где заснул, как только голова его коснулась подушки. Вахтерша стала третьей в списке кандидатов к отправке на тот свет.
Во сне он видел Николая Ивановича, который острым ножом вскрывал ему вены, который смеялся, и изо рта которого текла кровь. Но ни единого крика не сорвалось с уст спящего.
В комнате находились только двое: Гебриел и Виталий. Они ужинали, обмениваясь фразами по-латыни. Виталий был удивлен, что язык ему дался так легко. Он уже вполне мог поддерживать разговор. Пока они разговаривали, Виталию, наконец, удалось убедить барона обращаться на ты.
—Ты очень способный,— сказал по-латыни барон.
—Да уж,— ответил Виталий,— немецкий язык я учил с четвертого класса, а, кроме набора фраз, ничего не помню. Это сверхъестественное запоминание латыни— не моя заслуга.
Отпив из бокала вина, Гебриел сказал на это:
—Конечно не твоя— это твой дар. Если хочешь знать одну вещь о своем происхождении, то могу рассказать.
—Происхождении?— переспросил Серебряков.— Я происхожу из нормальной рабочей семьи.