Овцы

Джеймс засмеялся, но смех застрял у него в горле. Он сглотнул, заморгал, его губы затряслись.

— Да, она...

Джеймс наклонил голову, и по его лицу потекли слезы.

— ...все в порядке.

— Ой, сынок. Ну не надо.

Джеймс подошел к нему, вытирая нос перчаткой, чувствуя себя как одиннадцатилетний мальчик, впервые в жизни увидевший дохлого хомяка. Морис протянул над изгородью руку и погладил его по голове.

— Поссорились?

— Нет, нет... — пробормотал Джеймс, невоспитанно хлюпая.

— Бросила?

— Нет.

— Ну что ты. Ну не надо. Не надо так расстраиваться.

Джеймс молчал, положив голову на руку Мориса Пэтриджа.

— Все не так плохо.

— Я не знаю, что мне делать! — хлюпая, проговорил Джеймс.

Морис погладил его по голове, что-то мурлыкая, как когда-то в прошлом.

Эви наблюдала за ними из кухни; ее лицо застыло гранитной маской. Сэм с закрытыми глазами стоял на втором этаже у лестницы и бормотал.

— Что бы это ни было, тебе от этого не убежать, — сказал Морис. Джеймс смущенно хлюпал носом, но ему удалось взять себя в руки. Он подал Морису руку через забор, лишь в последнюю секунду вспомнив о том, что перчатка, которую он протянул, была перепачкана продуктом его печали. Он засмеялся, и они с некоторым трудом пожали друг другу руки.

Эви резко повернулась, выронила из рук стакан, побежала к лестнице и закричала; через секунду в дом ворвался Джеймс и посмотрел туда же, что и она. Сэм, съежившись, лежал внизу у лестницы, его конечности были странно изогнуты, он не двигался.

— Сэм.

Джеймс произнес это слово шепотом, как последний выдох. Мальчик зашевелился, открыл глаза и сел. Джеймс приблизился к нему с тем же необъяснимым ужасом, что почувствовал, когда Сэм сидел на кухонном столе. Кто был возле ямы?