— Да, пожалуйста, — сказал он и с трагическим видом пошел за ней на кухню. Элвис тоже пошел с ними, уважительно приотстав.
Адель достала несколько больших листов бумаги для рисования, детские краски и кисточки и пластиковую баночку с волшебной крышкой, которая не давала воде вытечь, даже если перевернуть баночку. В свои семь Сэм уже был знатоком дизайна. Адель оставила его за кухонным столом с кружкой горячего шоколада, на боку которой было написано: «А где львы?» (львы были на дне).
Накинула теплую куртку и понесла чай Джеймсу. Подойдя к нему, Адель остановилась, и дрожь снова пробежала по ее телу: у его ног валялись какие-то крупные белые предметы, в которых даже издалека можно было безошибочно узнать кости. Одну он держал в руке и счищал с нее грязь.
«Не прикасайся к ним!» — беззвучно крикнула она. Он поднял на нее глаза (виноватые, она подумала: почему у тебя такой виноватый взгляд?) и помахал ей костью.
— Джимми? — спросила она, протягивая ему чай. — Что это такое?
— Не знаю. Но их тут полно.
— Это...
— Овечьи. Овечьи кости.
— Ты уверен?
— Ну, либо овечьи кости, либо это останки карликов.
Или детей, подумала она и почувствовала, что у нее начинает кружиться голова.
— Все веселее и веселее, — сказала она. — На фига им понадобилось хоронить здесь карликов, Джи-и-и-и-и-им? — протянула она со своим деревенским бристольским акцентом. Акцентом своих родителей.
— Ну, ты же знаешь, дере-евня, — протянул он в ответ.
Она не отводила взгляда от разбросанных вокруг белых предметов.
— В высшей степени необычно. Элвису понравится.
Она обняла его. Он поцеловал ее в ухо влажными губами.
— Пойдем поедим чего-нибудь, — предложила она.
— Я хочу еще часок покопать. Как у вас там говорят, задето мое любопытство.
— Хорошо.
Она вернулась в дом и стала смотреть, как рисует Сэм; он все время что-то бормотал.