Овцы

Пройдет по меньшей мере полчаса, прежде чем Джеймс сможет позвонить. И наверняка ему придется какое-то время проторчать там. Час, наверное. Она посмотрела на часы: всего четверть второго! Она чувствовала себя так, будто не спала несколько дней. Вышла из дома, пошла по полю. Казалось естественным пойти вдоль прокопанной Джеймсом канавы. Потом по дорожке из желтого кирпича. И в конце концов остановиться у ямы.

Она наклонилась и заглянула туда. Черная земля, влажная на вид. Несколько костей. Что могло заставить Сэма так кричать? Что он увидел? Когда он был маленьким, она несколько раз замечала за ним странность — он сидел, уставившись в абсолютную пустоту, и глядел из своей кроватки туда, где могла бы находиться голова взрослого человека. Однажды он вытянул руки и сказал: «Да! Да!» — радостно лепеча. Она решила, что дети всегда видят каких-то призраков. То же самое бывало с Элвисом. Он мог неожиданно замереть, прижать уши и зарычать. А вокруг никого. Но Элвис еще всегда рычал на людей в шляпах и (к ее постоянному стыду) на негров. Расист. Где он этого набрался?

А потом она подумала: а где Элвис? После нескольких непродолжительных формальных встреч с овцами, не приведших к определенным результатам, он решил держаться от них подальше. Ему просто не понравилось, как они смотрели на него, решила Адель. Несколько секунд бессмысленного глазения друг на друга — он опускал голову, начинал пятиться и облизываться. В нем явно не просыпалось врожденное желание согнать их в стадо. Она обошла вокруг отстойника и увидела его: на морде стыдливая ухмылка, между лап — кость. Она рассмеялась. С точки зрения собаки, мир и все в нем — это просто еда. Всего лишь мясо.

Она сходила в дом за поводком, вернулась, подняла с земли кость (Элвис посмотрел на нее с укором, но не более) и пристегнула его к поводку.

Когда она шла по полю и потом по дороге, ею овладело какое-то странное чувство беспечности: просто пошла погулять с собакой. Ее сын (насколько она знала) лежал в коме в больнице в Фишгарде (а дочь была мертва), но прочь унылая печаль! Она никогда не сомневалась в том, что рано или поздно с Сэмом что-нибудь приключится. Вот и приключилось. И она испытывала облегчение. Ей не терпелось увидеть выражение на лице Льюина, когда она снова перед ним возникнет! Надо надеть маску для Хэллоуина и зеленый парик: тогда ему будет о чем поразмыслить.

* * *

Джеймс припарковал машину возле аптеки («Ренфру и сыновья — Лекарства по рецепту», как гласила не самая грамотная вывеска) и вошел внутрь. Через несколько минут он вышел наружу и направился туда, куда указала ему продавщица (миссис Ренфру или сын в женском платье?): через площадь (которая, надо отметить, была треугольной), направо по Нью-Черч-роуд, потом налево.

Дверь открыла женщина: нет, доктор навещает пациентов. Что-то срочное? Джеймсу было неловко сказать, что да, срочное, когда пациент крепко спал на заднем сиденье, не кровоточил, а пускал слюни и ни малейшей царапинки на нем не было, вообще никаких повреждений. Если не считать больного горла.

— Не знаю, — неуверенно проговорил Джеймс. — Мы очень тревожимся за него.

Женщина, которая на своем веку видела несколько тысяч встревоженных родителей, посмотрела на него с сочувствием.

Когда стало понятно, что эта женщина в аккуратном шерстяном костюме с парикмахерской завивкой ждет чего-нибудь еще, Джеймс добавил:

— С ним был какой-то припадок.

— А, понимаю. Доктор (Джеймс расслышал заглавную "Д") вернется около двух на обед. Если это что-то срочное, можно вызвать «скорую» и отвезти его в больницу в Хаверфордвесте. — Помолчав, она осторожно добавила: — Если хотите, я бы могла на него взглянуть. Я дипломированная сестра. Не врач, но могу посмотреть.

Джеймс не мог не уловить в ее голосе надежду.

— Ой, правда? — сказал он с облегчением, но по-прежнему неуверенно.

Он не сомневался, что в «скорой» не было нужды. «Скорые» предназначены для сильных кровотечений, сердечных приступов и переломанных ног. Не для маленьких детей с больным горлом, которые вытворяют странные фокусы. Тревогу вытеснила неловкость. И нежелание причинять беспокойство.

Джеймс не без труда поднял Сэма с заднего сиденья (для своих семи лет он был крупным и весил много, целую тонну) и внес его в дом. Женщина-неврач проводила его в кабинет. Джеймс положил Сэма на коричневую виниловую кушетку с регулирующейся высотой, покрытую бумажной простынкой. Он потоптался по помещению, пока она делала все то, чему учат медсестер (температура, давление, пульс), никак не беспокоя Сэма. На стене он обнаружил большой сертификат в нарядной рамочке, а рядом с ним еще один, поменьше, не такой выдающийся: Силвия Энн Касл, старшая сестра.

— Как давно он спит? — спросила, он; отдирая липучки тонометра.

— Как давно? Около получаса. Он потерял сознание, потом очнулся, потом заснул. В машине.

— С вашего позволения, я его разбужу.