Овцы

Все засмеялись.

— Дель считает, что чувствует разные вещи. Говорит, что чувствует что-то в поле. Ей не нравится, что я копаю, — сказал Джеймс и сразу же почувствовал, что атмосфера в комнате помертвела, а Дэйв и Льюин застыли на диване. Неожиданно на экране снова появились Бруно и Тайсон. Экран заполнился кровавыми опухшими глазами, красочными трусами, бегающими друг за другом по кругу. Джеймс почувствовал позыв, встал и пошел в туалет. Честно говоря, его походка не была слишком устойчивой, его слегка качало. Поизносился. Но все равно хорошо сидеть в чужом доме, где наверху нет никаких детей, глубокие мягкие кресла, центральное отопление, цветной телик. Он и не понимал, насколько ему всего этого не хватало. На ферме можно было себя почувствовать уютно, только лежа в постели. И там никогда не было по-настоящему тепло. К тому же ему казалось, что не стоит приносить пиво домой. Адель за вечер выпивала три четверти банки. Он всегда допивал за ней. Она, конечно, ничего не говорила о пиве, но и он никогда ничего не говорил о ее поганых сигаретах. У каждого свои изъяны.

Когда он вернулся в комнату, Льюин говорил:

— ...не знал об этом, вот и все.

— Чего не знал? — весело крикнул он, но тут же замолк. Дэйв и Льюин не делали ничего странного, не переглядывались, не отводили глаз, но каким-то образом всем своим видом они что-то сообщали ему, как вопит по ночам автомобильная сигнализация. Что-то нейтрально-тревожащее. Сэм. Жесткая неприятная мысль, как кусок стеклопластика за шиворотом. Сэм уснул на заднем сиденье. Из телевизора раздался рев, Бруно шатался, прикрывая лицо перчатками, один его глаз начинал синеть.

— Это хорошо, что кто-то теперь позаботится о ферме, — не очень убедительно сказал Дэйв. — Разгром там полнейший, это точно.

— Ага. И я считаю, кто-то приложил к этому руку. Не похоже, чтобы такое случилось от старости и огня. Похоже, был поджог. Известно, как начался пожар?

Все трое не отрывали глаз от экранов. Потом Джеймс услышал голос Льюина, тихий и нерешительный.

— Джеймс. Мне хочется тебе кое-что рассказать, если ты не против.

Дэйв хлебнул из своей банки и посмотрел на Льюина.

— Я уже говорил с миссис Туллиан. Не знаю, рассказала она тебе что-нибудь?

Адель? Она ничего не говорила. Из-за Сэма, а потом из-за приготовлений в ужину они вообще почти не разговаривали. (По правде говоря, они уже много лет почти не разговаривали, поправил он себя.)

— Нет.

— Ну, в общем, дело такое. Несколько лет назад в доме жили люди. Не очень хорошо жили. У них случились неприятности.

Дэйв с сочувствием посмотрел на Льюина; тот мучился, не зная, как начать.

— Да, у них возникли всякие проблемы, понимаешь, и...

— Рауль и Эдит Шарпантье. Французы. Он — француз, — Дэйв продолжил рассказ, и Льюин с облегчением откинулся назад и припал к своей банке, не отрывая глаз от кровавой битвы на телеэкране.

— Они приехали в 1966 году, красивая молодая пара с двумя маленькими девочками в год разницы, ужасно милыми. Рауль был парень что надо. Раньше он был архитектором, вроде довольно успешным. Проектировал дома. Я видел фотографии некоторых его зданий. Мне показалось, что они какие-то странные, но пользовались успехом, он на них прилично заработал. Они мечтали о Тай-Гвинете. Ну, я бы сказал, он мечтал. Он думал, что ему удастся получить разрешение на строительство на этой земле. Рауль хотел построить новый дом, а потом снести старую ферму. Он показывал мне разные планы, рисунки и такую штуку, ты не поверишь. У него была обсерватория и платформа, которая выступала с утеса, как палуба. Он собирался разбить на утесе сад так, чтобы он висел. По-моему, чертовски непонятная штука, но так оно и было. Но ему не дали разрешения на строительство, совет не позволяет здесь строить ничего, кроме сараев. А дом наверняка запрещено сносить. Я думаю, он об этом знал, но подумал, что, раз он такой важный архитектор и все такое, ему пойдут навстречу. Но не пошли. Очень он досадовал.

В общем, они сначала приезжали на выходные, а потом переехали. Он кое-что перестроил, совсем немного. Мне кажется, что после этих дел с советом он пал духом. А потом у них начались бесконечные вечеринки. Было это так: в пятницу весь день приезжали огромные шикарные машины. Одно из полей Рауль отвел под стоянку. Он поставил фонари по краю утеса и вдоль дорожки на пляже. Повсюду были расставлены колонки, играла музыка. Шум страшный. Я иногда заходил к Льюину, и даже отсюда все было слышно. Грохотало, как я не знаю что. Даже не спрашивай, что это была за музыка, у меня нет слуха, но очень громко. Так, наверное, надо сказать, да, Льюин?

— Так точно.