Овцы

— Что?

— Дель...

— Зачем ты запер дверь?

— Я спал, а потом мне показалось, что кто-то кричит, — сказал он сонным раздраженным голосом, — я вышел, а потом хлопнула дверь.

— Дель, дверь не была заперта, она просто застряла.

— Я чуть не задохнулась! Джеймс!

Он взял ее и повел в спальню.

— Сэм, иди ложись, я приду к тебе через минуту, — сказал он и закрыл дверь в спальню. Адель находилась в шоке, ее колотило, глаза блестели, она очень глубоко дышала. Гипервентиляция. Цвет лица был нездоровый. Из руки текла кровь. Джеймс сорвал одеяла, завернул ее в них, усадил, потом помог лечь. Она стала не окоченевшей, а пассивной, вялой. Джеймсу не нравилось, как она выглядит. Он оставил ее в постели, как попало обмотанную одеялами, и тихо пошел в потайную комнату. Джеймс несколько раз открыл и закрыл дубовую дверь. Она легко двигалась. Он заглянул в комнату, закрыл дверь, задвинул засовы сверху и снизу, запер замок, вытащил ключ и положил его в карман брюк.

— Джеймс! — кричала Адель.

Он вернулся к ней, тихо закрыл за собой дверь в спальню.

Сэм вернулся в постель. Он очень устал, у него был тяжелый день. Сначала он упал в яму, потом эта медсестра, потом доктор — хотя доктор только задавал кучу вопросов и на него пялился. Это не настоящий доктор. Потом долгое ночное подслушивание. После этого его уложили в постель. Он лежал и каталогизировал полученную информацию.

Тетя, которая жила здесь раньше, сидела в той комнате и писала на стенах. Так делать нельзя, писать надо на бумаге (это Сэм уже успел выяснить, когда в пять лет решил однажды украсить стену возле лестницы. Теперь он все писал на бумаге). Потом она выпрыгнула в окно. Это тоже нельзя делать, нельзя баловаться с окнами. Потому что папа сказал, что если ты упадешь, придется тебя соскабливать и класть в корзинку. Значит, тетю, наверное, положили в корзинку. Она этого заслужила, потому что занималась плохими делами.

Дядя играл на краю утеса. Это плохо, но весело. Сэм любил игры. Он слышал, как его мама в комнате той тети что-то говорила об играх. Овцы. Надо надеть повязку на глаза.

Девочки были хорошие, но, судя по всему, скучноватые. Когда тетя стала жить в комнате, дядя увез девочек. Так что, может быть, они были плохие, только притворялись хорошими. Но он увез их в хорошее место, в Лагерь Бобра. Про них не очень понятно.

Но самое интересное — про тетю, которая упала с утеса. Сэму пришлось спрятаться у себя в комнате, чтобы это услышать, когда мама и другая тетя пошли в ванную. Текла вода, было плохо слышно, но он отчетливо разобрал фразу: «Свалилась с утеса». Она была пьяная, в этом нет ничего плохого, если ты знаешь, когда надо остановиться. Отец знал. Она, наверное, не знала и выпила слишком много.

Маленькие девочки вернулись, попали в пожар и сгорели, как Руфи. Наверное, они все-таки были плохие.

Вот еще: мама несколько раз говорила слово, которое он не знал. Сэм очень интересовался незнакомыми словами. Она сказала это, когда была в комнате той тети, до того, как стала глупо себя вести и принялась кричать. Штык. Надо будет посмотреть в словаре. Завтра.

Отец зашел посмотреть на него. Он быстро выключил ночник с Бартом Симпсоном и закрыл глаза.

Джеймс посмотрел на свернувшегося под одеялами ребенка. Он был слишком занят другим, чтобы обратить внимание на то, что слюна не течет.

Джеймс вернулся к Адель. Перестелил постель. Она лежала рядом с ним с широко открытыми глазами. Она глубоко, медленно дышала, каждый вдох требовал сознательного усилия. В какой-то момент ей показалось, что она умрет прямо сейчас. Что ей уже не удастся выбраться. Слепой ужас. Так, наверное, себя чувствовала Эдит? Адель постаралась не думать об этом, чтобы Джеймс случайно не услышал: мысли, казалось, звучали ужасно громко, визгливо, резко. Подул ветер, она перевернулась на живот и заснула.