...и неожиданно исчез кошмар, бушующий вокруг него. Словно тишина пала после оглушительного грохота. Дро медленно поднялся на ноги, оглянулся и увидел лицо Силни, смотрящее на него огромными, полными отчаяния глазами. Но это была лишь кукла на кресле. Силни ушла.
Она не кричала больше. Возможно, у нее просто не осталось сил. А возможно, ступив за грань, она увидела, что путь ее полон неизведанного и чуждого, но вовсе не страшен, и бояться незачем.
На какой-то миг Парл Дро ощутил слабость, какая бывает в преддверии лихорадки. В такие минуты, чувствуя себя истощенным, словно потерял много крови, он был склонен верить тому, что говорили в народе: каждый раз, когда убийца призраков возвращает одного из них смерти, он становится на день ближе к своему последнему часу.
Он оперся плечом о стену и посмотрел на дверь, ожидая, когда она распахнется. Ждать почти не пришлось.
Сестры были очень похожи, но в Силни было нечто особенное, ускользающее, чего была лишена Сидди. А может быть, эфемерность Сидди просто была более постижима?
Она окинула спальню взглядом, полным слепящего бешенства. Ей не надо было спрашивать, откуда он взялся и что здесь делает — разумеется, она это знала. Она также почувствовала, что промозглый запах призрака, прежде наполнявший комнату, исчез без следа.
— Мне жаль, — сказал Дро.
Он солгал. Это была просто любезность, одна лишь неимоверная усталость заставила его сказать так. Но было не время для любезностей.
Ее ответ был резким и предсказуемым. Она бросилась прямо на Дро, норовя вцепиться ногтями в лицо или в горло, как кошка. Перехватить и удержать ее ничего не стоило, но на стороне Сидди была ярость и сила одержимой. Щеку Дро перечеркнули две царапины от ногтей, прежде чем он схватил девушку за руки. Наверное, ему повезло — она была слишком наивна, благовоспитанна или брезглива, чтобы применить обычный удар, которому ее с радостью научила бы любая уличная девка.
Она рвалась и рвалась из его рук с упорством почти механическим, пока ее яростная злость не исчерпала себя. Тогда она разрыдалась, и Дро снова пришлось держать ее, пока она плачет. Такое бывало — не каждый раз, но время от времени. Он уже давно оставил попытки разобраться, что чувствует сам в такие минуты. Много лет назад он отмечал в себе жалость, вину, сочувствие, иногда удовлетворение от содеянного, а иногда даже влечение. Но все эти запоздалые переживания не имели ни малейшего смысла. Он просто ждал, когда они пройдут сами, как сами высохнут слезы девушки, ждал рассеянно и совершенно отстраненно. Это был своего рода обязательный ритуал.
И когда, выплакавшись, Сидди отстранилась так свирепо, словно хотела вновь наброситься на него, это была тоже часть ритуала.
Девушка взяла с кресла куклу, опустилась в него и усадила ее к себе на колени.
— Итак, ты сделал то, зачем пришел, — после слез ее голос звучал глуховато, но вполне ровно. — Надеюсь, ты не ожидаешь платы за это.
— Нет.
Ни с того ни с сего Сидди столкнула куклу с колен и уставилась в пол.
— Великий человек, — проговорила она. — Такой искушенный и знающий. Такой умный...
Парл Дро, хромая, двинулся в двери. Сидди бросила ему в спину:
— Чтоб тебе встретился кто-нибудь, кто...
— Не пачкай язык грязными словами, смысла которых все равно не знаешь, — перебил он. — Это ничего не изменит. Ни для тебя, ни для меня.
Она подождала, пока он дойдет до дверей, и тогда негромко окликнула его: