— Нет, хочешь, — возразил голос.
Дочки Серого Герцога больше не было. Смерть, Король Мечей, закутывал Миаля в шерстяное одеяло. Музыкальный инструмент висел у менестреля на плече и тоже был укутан в одеяло. Смерть была красивым мужчиной старше Миаля лет на десять-двенадцать, а может, и больше, и одна щека у него была расцарапана. Женщины — они царапаются. В постели они царапают тебе спину, а если не хотят идти с тобой в постель — или, наоборот, если ты сам против — тогда лицо.
— Вижу, она все-таки достала тебя, — поддержал разговор Миаль. — Пометила. Это хорошо.
Он сам не очень понимал, о ком это он. Он стоял, но ног у него не было. Он с трудом балансировал на двух бумажных подпорках, которые постепенно сгибались под его весом. Мужчина-Смерть поддерживал его. Так они и пошли.
— Ты от меня так просто не отделаешься, — сказал Миаль.
— Боюсь, ты зря так думаешь.
Они шли по открытой местности. Страшный холод — или жар? — охватил Миаля, он чуть не падал замертво, и ему было уже все равно, умрет он или нет.
А потом оказалось, что он не умер. Он лежал на спине маленькой лошадки и отрешенно глядел вниз, на высокую траву, мелкие камешки и дикие цветы у нее под копытами. Лошадка шла рысью, и голова Миаля свисала, поэтому было очень тряско и все казалось перевернутым вверх ногами: небо было внизу, а земля, неровно ступающие черные сапоги и развевающийся край черного плаща — наверху.
— Куда это мы? — спросил Миаль.
Он был почти уверен, что теперь не бредит. Он очень хорошо отличал минуты, когда беспамятство покидало его, потому что именно в эти минуты ему было совсем плохо. Вчера — или не вчера, а очень давно? — он шел вслед за Дро на восток. Сперва он решил, что Дро и дальше будет идти по дороге. Потом от дороги отделилась тропинка, и Миаль озадачился: тропка казалась слишком неудобной, чтобы хромой человек выбрал ее. Но, с другой стороны, дорога уходила на юг, а все истории о Гисте Мортуа утверждали, что это место лежит где-то на востоке или северо-востоке. И тут недомогание, не дававшее покоя Миалю, вдруг стало совершенно невыносимым. Голова раскалывалась от боли, но ему казалось, что он вполне способен трезво мыслить. Жажда деятельности обуревала его. Смутные фантазии о том, как он убьет Парла Дро, превратились в яркие, вдохновляющие на подвиги видения. Миаль кинулся по тропинке без единой четкой мысли в голове. После заката он заблудился в лесу и принялся кричать. Но Дро, казалось, оставлял за собой след своей извращенной и темной души. И чем больше донимала Миаля лихорадка, тем четче он видел этот след.
Когда, идя по болоту, Миаль увидел алый отсвет костра, тонким вымпелом реющий над крепостью, он подобрал у дороги камень с острыми краями. Но что-то пошло не так. Всегда что-то идет не так, как надо.
— Сидди, — сказал он, обращаясь к земле.
— Это из-за нее, верно? — промолвил Король Мечей.
Миаль смотрел на сапоги короля.
— Она была слишком молода, чтобы умереть, — трагическим тоном заявил он.
Из глаз у него покатились слезы. Пока они набухали в глазах, менестрель временно слеп, но снова обретал зрение, когда капли падали в траву. Одна слезинка упала на венчик луговой гвоздики. Миаль представил, как испугался цветок: «Ах! Теперь еще и соленый дождь!»
— Что тебе стоило просто оставить их в покое? — жалобно спросил менестрель. — Она сняла туфельки на берегу и, прямо как стояла, повалилась в воду. Я пытался что-то сделать, но когда вытащил ее, она была уже мертва.
После этих слов Миаль снова сдался на произвол лихорадки. Он лежал, погрузившись в боль и жар, и ждал, когда сознание милосердно оставит его. Затем Король Мечей потряс его за плечи. Или ему только казалось это? Лошадь стояла на месте.
— Что ты сказал?!
— Что я сказал? Не знаю... Ты уверен, что я вообще что-то говорил? Наверное, я просто бредил. Не стоит принимать всерьез мои...