— Что случилось?!?!
— Она сюда приехала, вы же знаете…
— Ничего не знаю!
— Вот, приехала… И пошли они в пещеру, все вместе.
— Все вместе, это кто?
— Ваша дочь, ее парень, Мараловы… Мараловы вернулись, а городские там пропали…
— Погибли?!
— Нет… Пока просто пропали.
Реакция на сообщение была тоже в духе каждого прибывшего. Хипоня сунул в пасть бороду, судорожно соображая: что ему теперь за это будет?!
— Бедная моя деточка! — истошно выла Стекляшкина, размазывая по лицу сопли и слезы. — Ой, на кого ж ты нас оста-авила!
«Не валяла бы ты дурака, Ирина была бы сейчас с нами…» — невольно подумал Стекляшкин. И еще при виде засунувшего в рот бороду Хипони с обезумевшими глазами, мелькнуло у него в голове что-то недодуманное, поспешное… что-то вроде «променяла»…
Едва ли не впервые в жизни открыто поморщился Владимир Павлович от воплей супруги, позволил недовольству отразиться на физиономии. И резко, жестко, властно оборвал:
— Хватит орать! Ну?! Что, неясно — хватит орать, говорю! Мешаешь! Саша, сколько до пещеры?
— Часов шесть…
— Отсюда шесть? Или от деревни шесть?
— Отсюда шесть.
— Кто из деревенских лазит по пещерам?
— Пожалуй, только Динихтис.
— Немедленно поехали. В деревню, к Динихтису, потом в пещеру.
Притихнув, только что не закусив палец от изумления, смотрела Ревмира на невероятного супруга. А сошедший с нарезки Стекляшкин вбивал последние гвозди в гроб существования с женой-хозяйкой: