– Вали, Лауэлл, – ответил Клив. – Он этим не занимается, вот и все.
– Ты не можешь сторожить его каждую минуту, – заметил Лауэлл. – Рано или поздно ему придется самому встать на свои две ноги. Если он не лучше на коленях.
Намек вызвал грубый хохот сокамерника Лауэлла, Нейлера. Не было людей, с которыми Клив охотно бы встретился в общей драке, но его искусство блефовать было отточено как бритва, его он сейчас и использовал.
– Не надо волноваться, – сказал он Лауэллу, – борода твоя скроет сколько угодно шрамов.
Лауэлл взглянул на Клива. Юмор исчез, и он не мог теперь отличить правду от лжи, и явно не испытывал желания подставить горло под бритву.
– Только не передумай, – сказал он. И ничего больше.
О столкновении за завтраком не упоминали до того момента, когда не погасили свет. Начал именно Билли.
– Тебе не следовало этого делать, – сказал он. – Лауэлл – мерзкий ублюдок. Я все слышал.
– Хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Да?
– Нет, – быстро ответил он. – Боже, нет. Я должен быть цел.
– После того как Лауэлл наложит на тебя лапу, ты уже ни на что не сгодишься.
Билли соскользнул со своей койки и теперь стоял на середине камеры, едва различимый во тьме.
– Думаю, и ты в свою очередь тоже кое-чего хочешь, – сказал он.
Клив повернулся на подушке и взглянул на расплывчатый силуэт, находящийся в ярде от него.
– Так чего, по-твоему, мне хотелось бы, Билли-бой? – спросил он.
– Чего хочет Лауэлл.
– Так ты думаешь, весь шум из-за этого? Я защищаю свои права?
– Ага".
– Как ты сказал – нет, благодарю вас.
Клив опять повернулся лицом к стене.