— Искандер — один! И это ты — о, Гиви! И сие — неопровержимая истина. Ибо Престол ведает, кто из вас двоих истинный царь! Для того он и поставлен в Ираме! Ибо гласит предание, что Искандер Великий вернется в Ирам, когда Ираму будет грозить опасность.
— Какая опасность?
Вдалеке что-то бухнуло. Гиви приподнялся на цыпочки, и, вытянув шею, выглянул в узкое окно. Он увидел лишь каменное ребро скалы, почему-то колеблющееся, то пропадающее из виду, то возникающее вновь. Вонючий дым ударил ему в лицо, и он закашлялся, вытирая слезящиеся глаза. Где-то внизу раздались крики.
— Вот какая, — мрачно произнес Имам.
— Блин! — Алка тоже чихнула и накинула на голову прозрачное покрывало. — Он построил катапульты, этот гад! — невнятно проговорила она. — Вот что значит — инженерное образование! Он тут устроит этот… греческий огонь! Гиви, он нас сейчас сделает!
Гиви встал. Дым плавал по комнате сизыми клубами, пламя в светильниках затрещало и погасло, ковры пожухли, точно опавшие листья.
— Ладно, — сказал он мрачным мужественным голосом, — что я должен делать?
Армия стекла с гор, подобно потокам воды, огибающим крупные препятствия и сметающим мелкие.
И вот уже два войска смотрят в глаза друг другу над вытоптанной равниной, под белесым небом, по которому ползут белесые облачка.
Земля под ногами чуть вздрагивает — то ли от тяжкой поступи боевых верблюдов, то ли сама по себе.
Над головой Гиви плескалось узкое черное знамя.
Над головой Шендеровича плескалось узкое черное знамя.
Вот, думал Гиви, вот оно — мое могущество. Вот я гарцую на горячем боевом коне (который все время норовит каким-то особенно паскудным образом вывернуться из-под всадника). Это меня отвлекает, но не намного… потому что я выше этого. Твердой рукой держу я поводья (черт, их, кажется надо пропустить под этот палец… или под этот?), блеск мечей и копий точно вспышки молний у меня за спиной (это потому, что солнце бьет мне в глаза — по-моему, это как раз то, что называется в военном деле неудачной позицией), я защищаю свою собственную твердыню (куда, кстати, делся этот чертов Имам?), а за крепкими ее стенами сияет лицом женщина, которую я спас от тирана (уж кто-кто, а она любого тирана к ногтю прижмет), и ежели я погибну в ратном бою, то она э… благополучно вернется к тирану, я полагаю. Эх, ладно, что об этом думать — вот я сильный, мудрый (а кто я, кстати, такой?), полководец, тактик и стратег, вышел в бой против самого Александра Великого (ну, и наваляет же он мне!)… Нет, это плохая установка, надо как-то по-другому.
Я царь, за мной тысячи, готовые броситься в бой по одному моему слову.
И вот они, тысячи, которые готовы броситься в бой по одному Мишиному слову…
Мишиных тысяч было явно больше.
Мало того, у подножия неприступных стен крепости расположились катапульты и еще нечто загадочное, что Гиви счел осадными машинами, а за спинами многочисленных воинов, в молчании выстроившихся пугающе ровными рядами, маячило еще что-то — очень большое, башнеобразное и, по всей видимости, на колесах.
Если этот самый Имам так уж хотел моей победы, тоскливо подумал Гиви, почему он не выдвинул никакую технику? Вечный старец, да? За столько лет вполне можно было додуматься до чего-то приличного.
Солнце било в глаза и деваться было некуда.
Гиви показался себе одновременно очень большим и очень маленьким.