— Ну уж нет! Мыться холодной водой — это варварство. Простуда, конечно, тебе не грозит, но все же. В крайнем случае, Димьен принесет еще горячей воды.
— Ты решила сделать из него водоноса? — едва сдерживаясь от смеха, спросила Менестрес.
— Не переломиться, — фыркнула Танис, и обе разразились дружным смехом.
Не находя себе места от новообретенной любви и снедающих сомнений, Антуан все же пришел в дом общины следующей ночью. Он был не из тех, кто плывет по течению. Наоборот, он предпочитал выяснить все раз и навсегда, какой бы горькой не была правда.
Стоило ему войти, как он сразу же увидел Менестрес, и у него сердце упало. Она была с ним, с этим беловолосым вампиром. Возможно, впервые он не знал, как поступить. Так и стоял, как вкопанный.
Но вот Менестрес сама заметила его и махнула рукой, зовя к себе. Таким образом дилемма была решена. И Антуан направился к той, что в последние дни занимала все го мысли.
— Здравствуй, Антуан, — она поцеловала его. Подобное приветствие уже стало для них привычным. Но от нее не утаилась некоторая холодность с его стороны. Что ж, причина была ей более чем ясна. Отстранившись, Менестрес добавила, — Позволь представить тебе Димьена, моего старого друга и верного телохранителя.
При последней фразе брови Антуана удивленно поползли вверх. Не давая ему опомниться, она взяла его под руку и отвела в сторону, говоря:
— Не стоит так бурно реагировать.
— А я и не реагирую, — буркнул он.
— Никогда не пытайся обмануть вампира, — мягко улыбнулась Менестрес. — Любой из нас за версту почует ложь. Во всяком случае такую неприкрытую. В твоей душе я вижу сомнения, но они беспочвенны. Ты слышал, что я сказала. Димьен мне друг, практически брат, но не более.
Но Антуан все еще сомневался, хотя знал, что она говорит правду.
— Сколько же в тебе еще человеческого! — усмехнулась вампирша. — Между нами нет и не будет любовных отношений. Семью вампиров не всегда объединяет постель или кровные узы.
От этих слов он испытал облегчение, как бы эгоистично это не было с его стороны. Антуан не мог и не желал делить ее с кем бы то ни было, и дело было не только в воспитании, свойственном этому веку.
— Я не могу во всем и всегда принадлежать тебе, — с улыбкой шепнула ему на ухо Менестрес.
— Но я...
Не дав ему договорить, она приложила свой тонкий палец к его губам и проговорила:
— У тебя все на лице написано.
— Прости, — смущенно пробормотал Антуан. Ну почему в ее присутствии он чувствует себя неловким юнцом?
— Прощаю, — ответила она. И в качестве подтверждения этого последовал страстный поцелую, от которого у Антуана голова пошла кругом.