Она легко и быстро вздохнула, так, будто более глубокий вдох повредил бы что-то у нее внутри, в самых деликатных недрах ее жизненного устройства. Покачала головой, с трудом выдавливая слова.
— Скажи мне, Нильс, — откуда у тебя это кольцо.
Его молчание сильнее возбуждает ее. Она крепче цепляется за столб, кровь обильно сочится из-под сорванных ногтей, суставы в лунном свете кажутся сделанными из слоновой кости.
— Откуда? Откуда оно у тебя? — Она изо всех сил старается понять: судорожные движения тела, широко раскрытые глаза выдают ее старания как-то осознать факты, которые никак не укладываются у нее в голове.
Против собственной воли он произносит:
— Холланд мне его дал.
Слова, кажется, бьют ее в лицо, каждое слово — отдельный удар. Она отворачивается.
Он пытается убедить ее:
— Он сам дал, мама, честно. Я не стащил его.
— Но ведь было решено... Холланд... Оно оставлено Холланду. Ада сказала, что это решено.
— Да, я знаю. Но потом в конце концов он сказал, что хочет отдать его мне. Он позволил мне взять его — честно, позволил. — Как же ему заставить ее поверить!
— Когда? Когда Холланд отдал его тебе?
— В марте. Он дал мне его в марте.
— Март. — Она молча шевелит губами, повторяя про себя это слово, изучая его, пробуя на вкус, пытаясь найти в этом рациональное зерно, но это лишь сводит ее с ума. — А когда — в марте?
— После нашего дня рождения.
— После дня рождения. Сколько дней спустя?
— Два дня.
Лицо ее выражает ужас — ужас, который до сих пор таился в задних коридорах ее разума.
— Где, Нильс? Ради всего святого, скажи, — настаивает она, — где был Холланд, когда он дал тебе перстень?