Суета сует. Бегство из Вампирского Узла

— Да, забавно. — А про себя Тимми подумал: только все было совсем не так...

Память: 1888

Века уносились прочь. Тьма сгущалась, кружилась вихрем... и он кружился с ней вместе, тонул в черноте, пока она не исторгла его из своего темного чрева. Место было то же, но времена изменились; он не знал, какой сейчас год, но одно осталось неизменным. Затхлый, тяжелый воздух. Крысы все так же носились по сточным канавам, однако улицы больше не были вымощены булыжником. По улицам сновали угрюмые люди в серых плащах: руки в карманах, взгляды — в землю. Вообще людей стало заметно больше; ночную тишину заполнил шум механических двигателей, которые словно высасывали из людей жизнь; на смену вампирам пришли громадные стальные устройства, отравляющие воздух своим коптящим дыханием. В небе светила все та же луна, но деревянные балки и штукатурка сменились серой кирпичной кладкой. Все те же улицы и та же река, под мостами которой спят все те же бездомные, полуодичавшие дети... он пробирался сквозь шумную толкотню. Была уже ночь — летняя ночь в Лондоне, слишком жаркая для этих мест, — но на улицах было полно народу. В узких улочках, где тусклый свет фонарей едва разгоняет сумрак и девочки задирают перед прохожими юбки. Они кричали ему: «Сэр, не хотите попробовать мою киску?» или «Всего шиллинг за час превосходной беседы», — и все прочее в этом духе, а ведь некоторым из них было не больше семи-восьми лет, думал он. Где-то там, в темноте, невидимые большинством людей, джентльмены в черных сюртуках, с бакенбардами и в надвинутых на глаза шляпах деловито спешили якобы по своим делам, едва заметно кивая встречным прохожим, которые, в свою очередь, вели себя так, будто они ничего не видят.

Слишком много людей. Слишком много крови. Ему надо насытиться... осталось лишь выбрать жертву. На самом деле выбрать случайную жертву — это не так уж и просто, когда вокруг столько соблазнов. Запах крови сводил его с ума, и он понимал, что если сейчас же не выберется из толпы, то уже не сумеет противостоять искушению. Так много крови, такой разной крови, прямо здесь и сейчас... горький аромат крови, смешанной с абсентом... кисловатый душок свежей менструальной крови... дурная кровь мужчины, умиравшего от туберкулеза, который лежал в канаве и выкашливал свои легкие. Кровь, кровь, кровь... он свернул за угол.

Маленький переулок, такой узкий, что едва протиснешься. Здесь не было ни души. Он метнулся во тьму и тут же наткнулся на что-то... мужской ботинок. Испугавшись, он обернулся крысой, вдохнул зловоние, исходившее от старых носков, и уже был готов стремительно убежать прочь, когда уловил тонкий аромат свежей крови. Он поднял глаза, чтобы посмотреть, чем был занят мужчина. Он прижимал к стене юную проститутку, задрав на ней юбку. Правой рукой мужчина зажимал девушке рот, а левой резал ее влагалище бритвенным лезвием. Девушка страшно кричала, но из плотно зажатого рта вырывался лишь сдавленный хрип. Мужчина отшвырнул что-то в сторону: отрезанные половые губы. Горячим потоком хлынула кровь. Мальчик почувствовал, как внутри нарастает голод — неумолимый, жестокий, — и этот голод не мог заглушить даже ужас, обуявший его при виде такого изуверства. Мужчина явно вошел во вкус. Лезвие бритвы скользило вверх, все увеличивая разрез; в бледном свете луны кровь была черной, как деготь. Мальчик заглянул мужчине в глаза, они горели возбуждением. Злодей рассматривал свою жертву с жадным, чуть ли не восторженным интересом, словно ученый, изучающий некий диковинный экземпляр, доселе неизвестный науке; и в то же время в этих глазах были холод и какое-то отрешенное спокойствие... Да, этот мужчина был безумен. Мальчик хорошо знал подобный тип — ведь ему довелось побывать среди многочисленных жертв Синей Бороды, — и он уже понял, что ничто не спасет эту девушку, невинную, маленькую шлюху.

Бритва резко дернулась — вверх и вглубь; из распоротого живота вывалились кишки. Девушка потеряла сознание. Она дернулась, ее тело безвольно обмякло. Мужчина убрал руку от ее рта и начал запихивать себе в рот вывалившиеся кишки, обрывая их прямо руками. Из горла умирающей женщины вырвался сдавленный крик. Кровь текла по рукам убийцы. Он был высокого роста. Его лицо было мертвенно-бледным, и эта потусторонняя бледность слегка отливала синевой — вероятно, из-за лунного света; казалось, что он вовсе не человек, а порождение ночи — такое же, как и сам мальчик... и все же он был человеком, потому что мальчик слышал его дыхание, слышал, как течет кровь в его венах... Мужчина задумался на мгновение; возможно, пытаясь решить, стоит ли резать девочку дальше. Где-то вдалеке раздался вой сирены. Мужчина бросился бежать. Девушка рухнула на мостовую.

Сбежавший убийца уже не мог видеть крысу, которая жадно вылизывала изуродованную промежность девушки, а потом метнулась к ее шее, прямо к пульсирующей кровью артерии. Крыса пила и пила эту пьянящую кровь, приправленную жестокостью, как какой-нибудь редкой пряностью... она действительно опьяняла... он больше не мог удерживать форму зверя и вновь обрел человеческий облик, вновь стал собой... в непонятном, исступленном некрофилическом порыве он обнял умирающую проститутку, которая смотрела на него, и ее глаза — неверящие, молящие — медленно угасали.

— Прости меня, — прошептал мальчик. — Ведь ты все равно умрешь. Но теперь твоя смерть будет хотя бы не напрасной. Или все же напрасной?

Он стер кровь с губ ее спутанными соломенно-желтыми волосами.

— Жалко, что я не знаю, как тебя зовут. То, что мы с тобой делали... вместе... это тоже в каком-то смысле любовная связь... а мы даже не знаем друг друга по имени.

Может быть, ему стоит последовать за этим сумасшедшим убийцей? Он будет пить кровь чужих жертв, не терзаясь чувством вины за то, что ему приходится убивать... мысль очень заманчивая...

— Я бы назвал тебе свое имя, — продолжал он, — но я только-только пришел в это время и еще не подобрал себе имя...

Но девушка уже умерла. В переулке раздались шаги — совсем близко. Что подумают о мальчишке с губами, измазанными в крови, который прижимает к себе тело искалеченной женщины? Он весь сжался и вновь превратился в крысу. Люди — мужчины и женщины — наводнили тесный переулок. Он бежал через лес человеческих ног, прислушиваясь к разговорам:

— Потрошитель угробил еще одну.

— Господи! Вы посмотрите на нее. Он изрезал ее на куски.

— Но смотрите, как мало крови.

— Одна из девочек мистера Ситвела?

От того исступления, что обуяло его, когда он утолил свой голод, ему стало еще более мерзко и гадко. Это было не его время: оно отторгало его. Он метался туда-сюда среди ботинок и туфель, вонючих ног... прочь, прочь из этого переулка... он не видел, куда бежит... один раз его даже пригвоздило к земле тонким каблучком женской туфельки... в конце концов он вскарабкался на ступеньку конного экипажа.

Потом запрыгнул на сиденье. Его накрыло оперной мантией. Он ощутил запах увядающих гвоздик и ароматизированной помады. Вперед, под складками мантии: черный бархат, атласная подкладка, сверкающая, совершенно новая. Он снова не смог удержать облик зверя, и из теней медленно появился мальчик... внутри было темно... Экипаж дернулся на повороте.

Кони заржали, словно почувствовали некое потустороннее присутствие. Наверное, так и было. В этом смысле животные — более чуткие по сравнению с людьми. Мальчик потерял равновесие, покачнулся, и его лицо попало в луч лунного света; и только тогда миловидный пассажир экипажа заметил, что у него есть попутчик.