Суета сует. Бегство из Вампирского Узла

— Присматривать за ребенком! Пи-Джей, а я помню, как ты был ребенком... этаким замызганным деревенщиной. Наполовину ирландец, наполовину индеец из завалящего городишки в Айдахо. Господи, как я тебя напугал тогда. А теперь ты меня не боишься, да? Теперь у тебя уже нет ощущения, что я вдруг налечу на тебя ночным ветром, обнажу свои клыки и выпью тебя до последней капли крови? Ну да. Теперь я для тебя — просто еще один паршивый пацан с задворков шоу-бизнеса.

— Нет, Тимми, нет. У тебя по-прежнему есть клыки.

Тимми рассмеялся.

— Хочешь знать, как себя чувствует Пиноккио, который стал настоящим мальчиком после двух тысяч лет беспросветной тоски по несбыточному? Он себя чувствует крайне паршиво. Я бы даже сказал, хреново.

Про себя Пи-Джей отметил, что хотя Тимми и пытается избавляться от этой изысканно-утонченной манерности в речи и поведении, что всегда выделяла его среди смертных, у него пока не особенно получается. Ему еще предстоит потрудиться, чтобы обрести себя как человека. Со временем это придет; но от привычек, сложившихся за две тысячи лет, не избавишься в одночасье. Пи-Джей вдруг подумал, что, может, и вправду поехать с Тимми? В конце концов, все, кто знал Тимми до его обращения в человека, давно мертвы: жертвы самого Тимми, прямо или косвенно, так или иначе...

— Почему это так трудно: быть настоящим? — спросил его Тимми. — Почему это так сложно: что-то почувствовать? Прикоснись ко мне, Пи-Джей.

Пи-Джей сделал вид, что не слышал.

— Да ладно тебе. Я же не прошу тебя грязно меня домогаться. — Они посмотрели друг другу в глаза, а потом Пи-Джей встал и положил руку Тимми на плечо. — Я ничего не чувствую, ничего, — сказал Тимми. — А что чувствует человек, когда к нему прикасаются: тепло, покалывание... что?

— Ладно, Тимми, — сказал Пи-Джей, — езжай домой. Ложись спать.

— Да я и так как будто все время сплю.

— Это ты раньше спал, а теперь проснулся.

— Может быть, спал. Но не видел снов. Хотя нет, не спал. Я просто был мертвым.

— Слушай, тебя уже не поймешь. Давай, у тебя был тяжелый день.

— Да...

Наплыв: улицы

Она стояла у края дороги — девочка, одетая во все белое, — у стены, густо исписанной граффити.

— Останови, — сказал Тимми. За рулем был Руди Лидик, его верный Руди, который выжил в Освенциме и потом — в огненной катастрофе Узла и сохранил состояние Валентайна за те десять лет, пока Тимми был в заточении, пойманный в зеркале заклинанием ведьмы; тощий, мертвенно-бледный, иссохший старик.

— Да, мастер Тимоти, — сказал Руди.

Пи-Джей взглянул на девочку. В ней было что-то такое, что напомнило ему картины Лорана. Она была как привидение, омытое лунным светом. Огромные пустые глаза. Неестественно белая кожа, как у зомби из фильма «ужасов».

— Тимми, не надо, — сказал Пи-Джей. — Останавливаться не надо. Ты уже ничего с ней не сделаешь. Ну, то есть... как раньше.