- Я не понимаю. Все это произошло за несколько часов до того, как убили отца. Как мог этот Борден.., или хотя бы эти пожилые леди... Как они могли быть связаны с убийством отца?
- Они использовали людей, - сказал Сол. - Они.., как бы это сказать, контролировали других людей. У них, у каждого, были свои подручные. Все это очень трудно объяснить.
- Вы хотите сказать, они были связаны с мафией или что-то в этом роде? Сол улыбнулся.
- Было бы хорошо, если бы все было так просто. Натали покачала головой. - Я не понимаю. Сол вздохнул.
- Это очень долгая история.., отчасти она совершенно фантастическая, можно сказать, невероятная. Лучше бы вам никогда не пришлось ее выслушивать. Вы либо сочтете меня сумасшедшим, либо окажетесь вовлеченной в нечто такое с ужасными последствиями.
- Но я уже вовлечена, - твердо заявила Натали.
- Да. - Сол помедлил. - Но нет необходимости впутываться в это еще глубже.
- Нет, я буду впутываться, по крайней мере до тех пор, пока не найдут убийцу моего отца. Я этого добьюсь с вами и с вашей информацией или же обойдусь без вас, доктор Ласки. Клянусь вам.
Сол долго смотрел на молодую женщину, потом снова тяжело вздохнул.
- Да, похоже, вы сдержите клятву. Хотя, возможно, вы измените свое намерение, когда я расскажу вам то, что хочу рассказать. Боюсь, для того чтобы объяснить что-либо об этих троих пожилых людях, об этих трех убийцах, чьей жертвой пал ваш отец, мне придется рассказать вам мою собственную историю.
- Рассказывайте. - Натали поглубже устроилась в кресле. - Времени у меня сколько угодно.
***
- Я родился в 1925 году в Польше, - начал рассказывать Сол. - В городе Лодзи. Родители мои были довольно обеспеченные люди. Отец - врач. Семья еврейская, но не ортодоксально еврейская. В молодости моя мать подумывала о том, чтобы перейти в католичество. Отец считал себя врачом - во-первых, поляком - во-вторых, гражданином Европы - в-третьих и лишь в-четвертых - евреем. Возможно, еврейство стояло у него где-нибудь на еще более далеком месте.
Когда я был мальчиком, евреям неплохо жилось в Лодзи, лучше, чем во многих других местах. Из шестисот тысяч населения примерно треть составляли евреи, Многие горожане - бизнесмены, ремесленники были евреями. Несколько друзей и подруг моей матери являлись деятелями искусства. Ее дядя много лет играл в городском симфоническом оркестре. К тому времени, когда мне минуло десять лет, многое в этом отношении изменилось. Вновь избранные в местное управление представители партий обещали убрать евреев из города. Страна, казалось, заразилась антисемитизмом, бушевавшим в соседней стране, в Германии, и становилась все более враждебной к нам. Отец говорил, что во всем виноваты тяжелые времена, через которые мы только что прошли. Он неустанно повторял, что европейские евреи привыкли к волнам погромов, за которыми следовали поколения прогресса. “Мы все - человеческие существа, - говорил он, - несмотря на временные различия, разделяющие нас”. Я уверен, что отец встретил смерть, все еще веря в это.
Сол замолчал, походил по комнате, потом остановился, положив руки на спинку софы.
- Видите ли, Натали, я не привык рассказывать об этом. Я не знаю, что тут необходимо для понимания ситуации, а что нет. Возможно, нам следует подождать до следующего раза.
- Нет, - твердо сказала Натали. - Сейчас. Не торопитесь. Вы сказали, что это поможет объяснить, почему был убит мой отец.
- Да.
- Тогда продолжайте. Расскажите все. Сол кивнул, обошел софу и сел, положив руки на колени. Руки у него были большие, и он иногда жестикулировал ими во время рассказа.
- Когда немцы вошли в наш город, мне исполнилось четырнадцать. Это было в сентябре тридцать девятого. Поначалу все шло не так уж плохо. Было решено назначить Еврейский Совет для консультаций по управлению этим новым форпостом рейха. Отец объяснил мне, что с любыми людьми всегда можно договориться в цивилизованной форме. Он не верил в дьяволов. Несмотря на возражение матери, отец предложил свои услуги в качестве члена Совета. Но из этого ничего не вышло. Уже был назначен тридцать один человек из видных горожан-евреев. Спустя месяц, в начале ноября, немцы выслали всех членов Совета в концлагерь и сожгли синагогу.