Проклятие крови

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не рассказывайте ей. Вы и сами знаете, что такое эта Победа: она забудет, что она всего лишь человек, придет в ярость и запросто набросится на того парня, а потом мы узнаем, что она сама — уже в прошлом.

Генри кивнул. «А я не всего лишь просто человек. Я — охотник в ночи. Вампир. Я хочу, чтобы она оставалась со мной. Может быть, просто потому, что не хочу встретиться с этой мерзкой тварью один на один?»

— Ты слушаешь? Он не хочет, чтобы я говорил тебе. У него неприятности с одним человеком.

— Ах вот как... — Фицрой не осмелился прочесть хоть что-нибудь в паузе, которая последовала за этим. — Ну, а я хочу этим вечером некоторое время провести с Майком. Рассказать ему обо всем, что случилось, что нам стало известно. Предупредить его. — Снова пауза. — Если ты не нуждаешься во мне...

Что она чувствовала? Полуложь? Его страх?

— Будешь ли ты здесь на рассвете? — Несмотря на то что случилось вечером, его ожидает еще один рассвет, и ему хотелось, чтобы Вики присутствовала при этом.

— Буду. — Слово прозвучало как торжественное обещание.

— Тогда передай привет детективу.

Женщина фыркнула.

— Стоит ли? — Внезапно ее голос смягчился. — Генри? Будь осторожен. — И она повесила трубку.

Ужас его постепенно утрачивал свою силу. Изумительно, как похоже прозвучало это «Будь осторожен» на «Я люблю тебя». Удерживая слова подруги и ее тон как талисман, вампир кивнул Тони, сдернул с вешалки пальто и исчез в ночи. Он обрел сомнительное утешение в сознании того, что, по крайней мере, не сходит с ума.

* * *

Множество заклинаний, над изучением которых он провел долгие годы, теперь следовало адаптировать к новому времени и месту. К сожалению, в культуре той страны, где он сейчас находился, оставалось весьма немного понятий, считающихся сакральными; он обнаружил, что найти замену некоторым священным символам будет не просто. Священного ибиса лишь до некоторой степени можно будет заменить его птичьим тезкой, ведь и клюв, и кровь, и кости ибиса являлись могучими факторами в магии. Почему-то он сомневался, что замена ибиса на пернатое существо, носящее название, например, «канадский гусь», сможет создать тот же эффект.

Внезапно он резко выпрямился в кресле и быстро обернулся к окнам. Ка, о которой он так мечтал, была снаружи — и совсем близко. Он вскочил на ноги и принялся быстро переодеваться в уличную одежду. Он прекрасно запомнил эту ка; найти ее теперь будет несложно.

Он не знал, как такой сверкающий свет мог скрывать от него свое присутствие в течение дня, но предполагал, что так или иначе вскоре этот вопрос выяснит.

* * *

Генри проследил запах до юго-восточного угла перекрестка Блуар и Квинс-парк-роуд, где след раздваивался: один шел на север, другой — на юг. Он долго размышлял над этим обстоятельством, после чего отряхнул колено, которым опирался на бетон, и прикинул, что следует делать дальше. Вампир знал, что ему хочется сделать: вернуться к Тони, сообщить ему, что не смог найти эту тварь, и заняться успокоением юноши, вместо того чтобы будить собственные страхи.

Однако так он не поступит. Он взял на себя ответственность за судьбу Тони. Чувство долга и честь послали его на охоту, и они же не могли позволить ему вернуться ни с чем.

За ночью последовал день, холодный и ясный, в такую погоду запах словно приникал вплотную к земле, и охотники едва успевали за гончими.

Его лучший друг, Генри Ховард, граф Суррейский, скакал с ним рядом, их лошади выскочили на замерзший дерн и шли голова в голову. Впереди, захлебываясь в лае, мчались шотландские борзые и, лишь едва опережая их, несся преследуемый зверь, в отчаянной попытке пытавшийся перегнать смерть, летевшую за ним по пятам. Генри не уследил точный момент, когда собаки набросились на него, но услышал вскрик почти человеческой боли и ужаса, и олень ударился грудью о землю.

Он резко осадил коня перед кипящей сворой рычащих собак, прорвавшихся между бьющими о землю копытами и вскинутыми рогами к могучему зверю, тогда как Суррей заставил своего скакуна продвинуться как можно ближе. Он привстал в стременах, резко наклонился вперед, взмахнул ножом, и струя крови задымилась в пронизывающе холодном ноябрьском воздухе.

Зачем? спросил он Суррея позже, когда зал заполнился запахом жареной оленины и они сидели, сбросив сапоги, греясь подле огня.