— Я родился примерно за три тысячи двести пятьдесят лет до новой эры в Верхнем Египте, незадолго до правления Меринара, который, будучи властителем Нижнего Египта, основал единую империю, протянувшуюся по всей длине Нила. К этому моменту я был высокопоставленным жрецом Сета; не того мрачного Сета, олицетворяющего, как считает ныне история, злое начало, — нет, он был тогда вполне доброжелательным божеством, к несчастью, оказавшимся на стороне побежденных. После основания империи Гор, важнейший из богов Нижнего Египта, свергнул Сета и объявил его нечистым. Сет, все еще обладающий немалым влиянием, попал, однако, и в новый пантеон. Египетские боги отличались гибкостью, среди всего прочего. — Тон Тауфика, произнесшего эти слова, звучал довольно сухо.
— Я оказался свергнут вместе с моим богом. С меня сорвали одежды, подвергли бичеванию плетьми и вышвырнули из храма. Будучи смертным и уже немолодым, я не считал возможным для себя участвовать в далеко идущих планах Сета. Я мечтал о немедленной мести и хотел действовать... И готов был действовать любыми методами, чтобы вновь обрести власть и престиж, которые утратил.
Тауфик помолчал, и Фицрой заметил, что воспоминания вынудили собеседника помрачнеть.
— И мне явился Ахех — менее значительное и довольно мрачное божество, которое, воспользовавшись смятением на небесах, ухитрилось завладеть большей властью, чем прежде. «Присягни мне, — сказал Ахех, — посвяти свою жизнь служению мне, и я дам тебе время, необходимое для отмщения. Я одарю тебя таким могуществом, которым ты никогда не обладал прежде. Стань моим жрецом, и я дам тебе силу, способную разрушить ка твоих врагов. Ты сможешь поглощать их души и, благодаря этому, жить вечно».
Тауфик обернулся к Генри и натянуто улыбнулся.
— Только не подумай, хотя бы на мгновение, что Ахех пообещал это из уважения ко мне. Боги существуют столь долго, пока существует вера в них. Перемены в тех, кто верит, означают перемены и в их божествах. Когда оказывается, что никто больше их не почитает, боги лишаются своей определенности, осознания своей личности, если угодно, и вынуждены поглощать живое, чтобы снова восстановить свою целостность. — Он перехватил мощную вспышку, возникшую в ка обитателя ночи, и учтиво наклонил голову. — Ты хотел сказать?..
Генри не намеревался говорить хоть что-нибудь, но считал, что, получив вызов, не имеет права отступать. «Я не стану подобно Петру отрекаться от своего бога».
— Существует лишь один-единственный Бог.
— Да полноте, Ричмонд. — Тауфик даже не попытался скрыть насмешливое удивление. — Уж вам-то доподлинно все известно. Возможно, когда-нибудь будет единственный бог, когда все люди будут мечтать и желать одного и того же, и сегодня, не стану спорить, существует определенно меньшее число богов, чем в те времена, когда меня заточили в гробницу. Но один бог? Нет. Я могу... представить тебя своему богу, если пожелаешь.
Казалось, ночь стала еще темнее.
— Нет, — с усилием произнес вампир сквозь стиснутые зубы.
Его собеседник пожал плечами.
— Как тебе будет угодно. А теперь, на чем я остановился? Ах да Конечно, я принял предложение Ахеха; то обстоятельство, что оно исходило от бога, олицетворяющего злое начало, мало что значило для меня в сложившейся ситуации. Я обнаружил, что не только могу продлить свою жизнь и увеличить могущество своей магии посредством поглощения ка других людей, но при этом еще приобретаю и знание жизни, которое накопила эта ка. Бесценный кладезь для тех, кто испытывает потребность в освоении различных культур, изменяющихся за долгую, весьма долгую жизнь.
— Значит, когда ты убил доктора Ракса...
— Я поглотил силу оставшейся ему жизни и познал все, что знал этот человек. Чем короче прожитая жизнь, тем меньше знания, но зато овладеваешь большим потенциалом собственного могущества.
— И поэтому малыш, которого ты убил сегодня днем...
Эти слова разбили на мелкие осколки кажущуюся непринужденность Тауфика.
— Откуда ты знаешь? — потребовал он ответа, однако осознал его прежде, чем успел произнести эти слова. Тот молодой человек следил за ним, он правильно разобрался в том, что случилось. И сбежал он в ужасе — должно быть, в поисках защиты — к этому обитателю ночи. Он слышал, что иногда они водят подобие дружбы со смертными, чтобы иметь источник насыщения, если охота вдруг окажется неудачной. «Итак, еще одна пешка вступила в игру». Тауфик не позволил, чтобы эти мысли отразились у него на лице или в голосе. Если обитатель ночи будет думать, что он не обратил внимания на того молодого человека, его защита окажется не столь прочно выстроенной и обойти ее будет гораздо легче.
Вампир услышал, как участилось сердцебиение Тауфика, но маг-жрец никак не упомянул о Тони. Быть может, его юный приятель ошибся и тот его не заметил. Учитывая ужас, в котором пребывал Тони, подобное предположение, однако, казалось маловероятным. Быть может, Тауфик задумал более сложную игру и не желал раскрывать все карты. Несомненно, у него были свои причины, чтобы отрицать наличие свидетеля; у самого Генри они были гораздо проще: он не желал предать друга. Он позволил зверю прозвучать в своем голосе, когда повторил:
— Ты охотишься на моей территории.
ebooksa