Наконец, в понедельник утром он велел мне на весь день уйти из дому.
— Прости, Юр, — оправдывался он, — я гоню тебя в интересах дела, мне необходимо остаться до вечера одному и сосредоточиться.
— Понимаю и удаляюсь.
— Вечером, около девяти, ты должен обязательно вернуться! Помни! До свидания, Юр!
— До свидания, порукой мое слово.
И я ушел.
Ясное майское утро. Над рекой едва заметно дымился легкий туман, накрывая город прозрачной вуалью. На весеннем небе в солнце купались облака, острием на юг плавно неслась стайка ласточек. Поблескивая на солнце белым брюхом, над бульварами кружил планер. Дымили сигары заводских труб — плюмажами-флюгерами распластались над землей длинные полосы дыма. По гребню холма со стороны Заклича мчался на север поезд…
Не помню, как я оказался на берегу Дручи далеко за городом. Пустынное безлюдное место. Пять лет назад здесь, у моста, сбивались в беспорядке многочисленные возы, лошади, люди. Но весной 1905 ледоходом снесло средние пролеты моста, и жизнь замерла. Новый стальной мост перекинулся вблизи города и увлек за собой жизнь ближе к центру. На месте катастрофы остались лишь покалеченные бетонные быки по эту и по ту сторону реки, безобразные обрубки железной арматуры, да культи арок; из реки повсюду щерилось железо, красноватое, изъеденное ржавчиной; ближе к берегам ощетинились со дна стальные шипы, предательские железные острия, разбитые контрфорсы, треугольные подпоры, опасные по ночам для лодок. Неподалеку от берега в воде стояла затянутая тиной и водорослями землечерпалка, много лет назад углублявшая русло реки. Теперь она бездействовала — огромная, ржаво-черная, с ковшом, вонзенным глубоко в песок.
На берегу пустовала пристань для лодок и паромов, перевозивших через реку кожи с городского кожевенного завода, с тех пор как рухнул мост и плавать в водах Дручи сделалось рискованно, движение по реке прекратилось и переместилось к югу. «Старая сплавня» превратилась в пригородную свалку ржавого металлолома, ненужных вещей, дырявых лодок, заслуженных барок, суденышек и осклизлых гнилых плотов. Никто уже не рисковал плавать в этих местах, люди тщательно избегали предательского железа. Лишь смелый контрабандист при свете луны скользил по реке в своей лодке, дабы избежать встречи со сторожевыми речными таможенниками.
На береговом склоне среди старых баржей, что раззявили в небо дырявые днища, среди штабелей бочек, бочонков и разорванных в клочья вершей, одинокая, будто ива на краю поля, стояла рыбачья хата. Жалкое строение, скверное, сколоченное кое-как из лодочных досок. В стене, обращенной к реке, глядело на свет божий гноящимся глазом грязное, затянутое паутиной оконце. Дверь, слатанная из лодочных трухлявых боковин, наглухо заколочена и подперта камнем. Знать, надолго покинул хозяин свое владение.
Я заглянул в окно. Внутри было совсем пусто, лишь у стены скамья, в углу куча мусора…
Позади меня раздались шаги. Я обернулся и увидел рыбака с удочкой в руке, через плечо перекинута торба с еще трепещущей, только что пойманной форелью.
— Добрый день, пан! — вежливо приветствовал он меня, сняв шапку.
— Здравствуйте! — ответил я. — Не ваша ли хата?
— Избави Бог! Это летняя халупа Ястроня.
— Он тоже рыбак?
— Вроде бы и так, а скорее нет. Вы вообще ничего не слышали об Ястроне?
— Нет.
— Он из самых настырных в околотке «водяных крыс».
— Водяная крыса — это значит рыбак?
ebooksa