И она провела пальцами по моей груди.
— У тебя кожа нежная и белая, как у молодой девушки. Не принимаешь ли ты порой молочные ванны?
— Не выдумывай! Слишком дорогое косметическое удовольствие…
Она не ответила. Лишь участилось дыхание и страстно вздымалась грудь. Рука ее блуждала по моему телу, белые тонкие пальцы словно насыщались волшебством прикосновений.
Время шло. Часов в семь вечера, когда комната осветилась люстрой в виде паука о восьми ножках, мы оба истомились ласками. Прильнув спиной к ковру у софы, держась за руки, не отрываясь смотрели мы друг на друга в безумном упоении.
— Что за медальон? — спросила она вдруг, протянув руку к моей шее.
— Память, — неохотно пробормотал я, пытаясь стряхнуть любовное оцепенение.
Она положила медальон на ладонь и открыла.
— Оставь в покое, Кама, прошу тебя.
— А! Волосы! Светло-пепельные волосы!
Я вырвал медальон у нее из рук.
— Они так тебе дороги? — нахмурилась она. — Верно, ее волосы, не так ли? Той красивой панны, с кем ты был в маскараде?
— Да, это волосы из кос моей невесты.
— Ха-ха-ха! Какая чувствительность!
— Перестань, Кама!
— Почему же? Не ты ли мне запретишь?
— Ну прошу тебя, — добавил я мягче, — не стоит сейчас затевать подобный разговор. Хорошо?
— Ненавижу! — прошептала она злобно.
Я невольно задрожал.
— Чем ты занималась, когда я вошел к тебе? — спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.