Надо позвонить Маше. Не напороться бы только на ее сынка. Утром-то он наверняка в школе. А вдруг она не сможет сегодня вечером? Нет. Вчера она работала в вечернюю смену. Значит, сегодня – в утреннюю. Сможет, убежденно решил я.
Мы с Ленькой вышли на улицу. Он сел в такси, а я спустился в метро и поехал в поликлинику. Закрывать больничный. Хотя, при должном умении, его можно было и продлить.
Перед кабинетом врача Щербино было полным-полно пенсионеров. Значит, мне предстояло провести несколько часов, меряя шагами линолеумные просторы поликлиники. Для начала я присел на красную дерматиновую банкетку рядом с толстой старухой в платке. Она пришла с внучкой. Девочка скучала, потому что бабушка оживленно разговаривала с соседкой – тоже старушкой, но в очках и потертой зимней шляпке.
– И-их, скоро все там будем! – голосил платок.
– И не говорите, такие очереди, что, того и гляди, прямо здесь прихватит, – вторила ему шляпка.
– Вы сами-то с чем к Вере Павловне?
– Ноги у меня. Совсем что-то не ходят.
– Вот-вот, – подхватил платок, – вечером так распухают, что с места не сдвинешься. Думаешь, прямо сейчас и помрешь… И давление скачет, не приведи господи…
Девочка немного попрыгала, а потом со скуки предложила:
– Бабушка, давай играть в больницу.
Обладательница платка строго посмотрела на внучку и сказала:
– Хорошо, только я буду в реанимации.
После чего возобновила разговор со шляпой.
– Что-то я вас здесь не видела? Недавно болеете?
– Какое там, – шляпа возмущенно блеснула очками. – Я обычно к Зацепиной хожу, а не к Щербине. Но Зацепина заболела, так что…
– Голова гудит, прям хоть ложись и помирай, – не слушал ее платок. – И ведь помру.
Вот что ждет меня лет через двадцать-тридцать, меланхолично подумал я. Бесконечные разговоры о болезнях, лекарствах и смерти. Нет, надо срочно жениться. Иначе даже внуков рядом со мной не будет.
Я глянул на изнывающую от скуки девочку. Она вяло слушала разговор шляпы и платка. Игра «в реанимацию» ее, по-видимому, не слишком заинтересовала.
Наконец девочка не выдержала минорного настроения, царившего у терапевтического кабинета, и решила в меру своих возможностей поддержать философскую беседу:
– Бабушка, – вставила она после очередной реплики о грядущей смерти, – а чего ты так волнуешься?