Обе старушки с сожалением поглядели на трясущиеся где-то внизу молодые бантики.
– А вот умру, – оживилась бабушка, – ты в сад пойдешь. Так матери и скажи!
Девочка серьезно ответила:
– Когда ты умрешь, мы с мамой тебя каменную сделаем. На могиле…
Я не стал слушать изумленно-возмущенных воплей старшего поколения и отправился в очередное путешествие по линолеумной равнине коридора. Через полчаса послышался грубый голос Веры Павловны Щербино:
– Васильев! Кто Васильев?
– Это вон тот здоровый, мордастый, – понеслись со всех сторон старческие голоса.
На меня нацелился с добрый десяток узловатых пальцев.
– Вы что же, особого приглашения ждете? – пробурчала докторесса.
В кабинете кроме меня и докторши присутствовал старый гриб в просторных семейных трусах. На столе красовалась фотография в рамке. Я пригляделся. На снимке был запечатлен хилый усач с наглым взглядом в компании Веры Павловны Щербино. Надо полагать, фотография не первой свежести, но Вера Павловна ничуть не изменилась. Ошибки быть не могло. Доктор Щербино была в фате, едва доходившей ей до лопаток. Значит, этот жизнерадостный сперматозоид – ее муж.
– Давайте больничный, – свирепо приказала Вера Павловна. – И раздевайтесь. А вы одевайтесь, – обратилась она к старичку, – и не просите. У меня нет времени.
Гриб прошамкал:
– Ты, дочка, еще разик посмотри. И скажи, что с ногами-то?
Он указал тоненькой рукой на свои не менее тоненькие ножки, стоящие на полу независимо, как кегли.
– Ну как я скажу? – Щербино с треском навалилась на стол и вгляделась в старичка. – Ничего ведь не поймешь, дедуля. То ли у вас ноги такие тонкие, то ли трусы широкие?
Старичок не двинулся с места. Зашевелились только его синеватые губы:
– Может, мне хирургу показаться?
Вера Павловна вздыбилась над старичком и пророкотала, как мотоцикл без глушителя:
– Дедуля, хирург – это тот же терапевт. Только доведенный до отчаяния!
Я разделся, нерешительно подошел к Щербино и выпятил живот над ее столом. Она приложила к нему что-то холодное и стала прислушиваться. Ее огромные ноздри с шумом раздувались. Словно где-то работал паровой молот.