Присутствие

Верно, перед воротами не было никакого освещения, но теперь она твердо знала, что сейчас, когда она выезжает из них, охранник в холле видит ее так же четко, как если б стояло полнолуние. От этой мысли сделалось неуютно, и твердя себе о том, чтобы не быть дурой, она все-таки вплоть до поворота на Хана-хайуэй не могла избавиться от противного ощущения, что за ней следят. Но вполне оно не оставило ее и позже, и прибавив газу на пути к Макавао, Катарина все равно поглядывала невольно в зеркало заднего обзора, нет ли сзади непрошеного эскорта.

Шоссе было пусто, но гадкое чувство не проходило.

* * *

Когда Катарина вошла в дом, телевизор работал на полную громкость, но Майкл его не слышал. Он крепко спал, раскинувшись на диване, и едва шевельнулся, когда она наклонилась поцеловать его в лоб. Бросив сумку рядом с диваном, она пультом выключила телевизор и пошла на кухню поискать что-нибудь съестное. На стойке в замасленной коробке лежали остатки пиццы – меньше половины. Переложив два куска на тарелку и сунув ее в микроволновую печь, Катарина, пока пицца грелась, налила себе стакан вина. Потом отнесла пиццу в гостиную, поставила на журнальный столик, но прежде чем устроиться на полу поужинать, обошла дом, чтобы закрыть все двери и окна.

И задернуть шторы.

У последнего окна все с тем же морозящим чувством, что на нее смотрят, вгляделась в ночь.

Но это смеху подобно, одернула она себя. Там никого нет. Никто на тебя не смотрит!

Бесконечное самоурезонивание, однако, ничуть не спасало от паранойи, надвигающейся на нее с тех самых пор, как она вышла сегодня из лабораторного корпуса. Она задвинула шторы, вернулась в гостиную и уселась доесть пиццу, которую оставил ей Майкл.

И как раз покончила с первым куском, когда Майкл дернулся, ритм его дыхания стал прерывистым, затрудненным. Еще мгновение, и он забился, разбрасывая руки и ноги. Катарина застыла, боясь повторения вчерашнего кошмара, когда он убежал в темноту и вернулся лишь много часов спустя. Потом вскочила с пола, обошла столик, склонилась над диваном, легонько прикоснулась ко лбу:

– Майкл? Майкл, проснись! Проснись, дорогой, ты смотришь плохой сон.

Он застонал и рванулся было, но она твердо взяла его за плечо, потрясла:

– Майкл! Проснись!

Тут тело его сотрясла крупная дрожь, и вот он уже сидит, сна ни в одном глазу, смотрит на нее в изумлении.

– Что это было? Что тебе снилось?

– Ночное ныр... – и он осекся.

– Ночное что? – переспросила Катарина, гадая, что за слово он оборвал.

Майкл, покраснев, по виду матери понял, что врать больше нельзя.

– Я ходил нырять ночью, – кое-как проговорил он.

– Нырять ночью? – неуверенно повторила Катарина. И когда до нее дошел смысл сказанного, распахнула глаза. – Ты хочешь сказать, что занимался подводным плаванием ночью?

Майкл помедлил, потом с тяжелым вздохом кивнул.

– С Джошем Малани и другими ребятами. – Какими другими?