– Я сейчас! Я мигом! – и побежал назад к пепелищу.
– Чего это он? – спросил Юра.
– Хрен знает! Может, у него живот прихватило…
Они увидели, как Абатуров подбежал к дому, пригнулся и вбежал в проем, который раньше служил дверью. Через несколько минут он выбежал с чем-то в руках и побежал назад. Когда он был уже недалеко, Мешалкин с Коноваловым разглядели у него старинную икону, которая чудом осталась цела.
– Чудо! – закричал Абатуров. – Весь дом сгорел, а она не сгорела!
– А паникадило сгорело? – спросил Коновалов.
– Паникадила не видел. А эту, как забежал, сразу увидел! Лежит на видном месте, сверкает! Даже не закоптилась!
– А моя икона? – спросил Юра.
– А твоя сгорела почти вся!
– Новодел, – кивнул Мешалкин.
– Хорошо, что я крест не снимал, – Мишка потрогал на груди большой крест.
– Он-то тебя в подполе и спас, – объяснил Абатуров. – А был бы ты некрещеный, тогда б тебе крышка!
– Сам знаю…
Они остановились возле дома, в котором жила бабка Вера Пачкина. Ставни на окнах были плотно закрыты.
– Мотаем на ус, – сказал Абатуров, показывая колом на закрытые ставни. – Где в домах ставни закрыты, там и ищи зубастых…
– Вот ведь как получается, – задумался Мишка. – Сына ее закололи, а теперь и ее саму, Бог даст, проткнем. – Он вспомнил насчет забора и добавил: – Мать за сына – ответчик.
2
Они прошли через калитку и конкретно почувствовали, что такое мертвая тишина. С самого утра они ощущали ее. Не пели птицы, не стрекотали насекомые, даже трава не шелестела. Но когда они прошли через калитку, ощущение обострилось до жути.
У Юры на носу выступили капельки пота. Дед Семен перекрестился. А Коновалов взялся одной рукой за крест, а другой за кол.
– Кажись, – прошептал Абатуров, – не один гад тута скрывается. Сдается мне, тут их несколько…