В мягком красновато-оранжевом свете очага отчетливо виднелась рана на его горле. Я видел кровь, капавшую оттуда на его рваную, перепачканную в земле рубашку. Пятна были ярко-алыми и совсем свежими. Я оцепенел, не в силах шевельнуться или вскрикнуть. Детское личико Стефана расплылось в зловещей улыбке.
Я зажмурился и крепко прижал ладони к глазам. Не знаю, сколько я так просидел. Потом чья-то рука коснулась моего рукава Я вздрогнул от страха. На меня смотрели изумрудные дядины глаза. Мне показалось, что в них, правда всего лишь на долю секунды, мелькнула такая же зловещая улыбка, какую я видел на лице Стефана. Я опять зажмурился, а когда снова решился открыть глаза, то не увидел ничего необычного. Только дядино лицо. Он с тревогой и искренним сочувствием глядел на меня.
– Напрасно я стал тебя расспрашивать, – извиняющимся, убаюкивающим тоном произнес В. – Прости, что разбередил твою душевную рану. Давай не будем говорить о неприятных вещах.
Я подался вперед, будучи в полнейшей растерянности. Почему дядя так спокоен? Почему он предлагает мне оставить этот разговор, словно речь идет о каких-то пустяках? Неужели его не потрясло известие о моей находке? Я ничего не понимал, кроме одного: я нахожусь на самом краю пропасти. Достаточно легкого толчка, и я полечу туда в пропасть безумия.
– Я не могу здесь оставаться, дядя! Неужели вы до сих пор не поняли? В замке есть некто...
– Ты имеешь в виду Ласло? – перебил он меня, словно уточнял какие-то малосущественные детали, хотя сам продолжал сомневаться в главном.
– Да, Ласло! – воскликнул я, раскрасневшись от гнева. – Это он убил вашего гостя. Как я, моя жена и ребенок можем оставаться здесь, рядом с чудовищем, способным...
Я осекся, вспомнив, что Ласло живет в замке всего два года, а количество черепов... Нет, один человек не мог за два года совершить столько убийств.
У меня вновь нестерпимо сдавило виски. Так было, когда Машика пыталась рассказать мне какую-то тайну, повторилось третьего дня, когда Мери заговорила о странных отношениях между В. и Жужей. Я принялся растирать виски, спрашивая себя: является ли эта боль результатом нервного истощения, или же она имеет патологический характер?
– Аркадий, – по-отечески заботливо и с необыкновенной теплотой обратился ко мне В. – Ты любишь меня?
В его голосе звучала ничем не прикрытая тоска одинокого старика. Он опустил плечи, ссутулившись в своем кресле. Слабый старик, боящийся внешнего мира. Грозный правитель исчез. Я видел перед собой отца, каким бы он стал, доведись ему прожить еще несколько десятков лет, наполненных утратами и горем. Он умоляюще смотрел на меня, и я понимал, сколько печали видели эти прекрасные глаза, которые совсем недавно оплакивали своего дорогого Петру. В его взгляде не было властности, а только отчаянная потребность в надежной опоре.
Дядин вопрос застиг меня врасплох. Моим натянутым нервам легче не стало, но эти простые слова что-то затронули во мне, и я, запинаясь, ответил:
– Конечно, дядя... я люблю вас... очень люблю. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь.
– И ты мне доверяешь?
Он немного выпрямился, в голосе прибавилось силы и уверенности. Похоже, грозный правитель возвращался, но в его интонациях было что-то умиротворяющее, даже гипнотическое. Я успокоился, как успокаивается испуганная собака, которую гладит любящий хозяин.
Наверняка он считал меня совсем безумным, но в тот момент я верил ему и уповал на его помощь.
– Да, я вам доверяю, – поспешил ответить я.
– Тогда предоставь мне разобраться со всеми этими страшными делами, – сказал он уже прежним, твердым и уверенным голосом. – Поверь, я сделаю все, чтобы ни тебе, ни твоим близким никто не причинил никакого вреда. Ты должен мне верить, Аркадий. Я скорее сам погибну, чем позволю злу коснуться тебя. Я уберегу тебя от всех напастей – клянусь тебе именем нашего рода! Ты и так достаточно настрадался: сначала смерть отца, потом горячка, к этому добавляются волнения, связанные с рождением первенца. Неудивительно, что ты едва не повредился рассудком. Ты нуждаешься в отдыхе, довольно с тебя забот. Позволь мне снять этот тяжкий груз с твоих плеч.
Дядя тронул меня за руку. Его рука была холодной, однако от этого прикосновения мне стало еще легче и спокойнее.
– Не покидай меня, Аркадий. Ради блага жены и ребенка и ради моего блага. Ты мне очень нужен. А сейчас давай займемся делами, и ты сам убедишься, что работа прекрасно исцеляет душевные недуги. И не будем больше говорить об отъезде.
ebooksa