Договор с вампиром

22
18
20
22
24
26
28
30

Нет, это были дерзкие, голодные глаза изумрудно-зеленого цвета.

Он знает, что мне известно обо всех переменах, происходящих с Жужанной. Он знает, что это я настойчиво убеждаю Аркадия уехать. Своим звериным чутьем он узнал обо всем. Но и мне благодаря пробудившемуся материнскому инстинкту стало ясно: он ни за что не выпустит нас отсюда. Ни меня, ни Аркадия, ни ребенка.

* * *

ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ЦЕПЕШ

17 апреля

Ставни в моей спальне остаются открытыми.

Я слишком слаба, чтобы их закрыть. У меня не было сил снова повесить этот гнусный чеснок и замести все следы нашего ночного свидания. Сил и сейчас не прибавилось, а потому я просто сижу в постели и смотрю, как в окна ударили первые лучи солнца. Даже не ударили, а влились, точно растопленное масло, и потекли по сумрачной тишине спальни, храпящей Дуне и моим ногам, скрытым одеялом.

По моим сильным, красивым ногам.

Свет утреннего солнца такой яркий, такой золотистый и такой прекрасный, что у меня к горлу подступают слезы. Это последнее утро, которое я вижу.

Употребив всю свою волю, я собрала остатки сил, чтобы сделать эту запись. Я намерена оставить рассказ о своем уходе из этой жизни.

Но кому?

Я умираю. Я знаю: скоро мои легкие перестанут дышать и сердце прекратит биться. И все же я уверена: конец, ожидающий меня, – это не настоящая смерть, а состояние, в которое я перейду, – не настоящая жизнь. Я ведь знаю все, что знает он. Я с некоторой грустью готовлюсь к расставанию со своим увечным телом, хотя и понимаю: сожалеть не о чем. Но эта грусть тонет в нарастающем благоговейном трепете, нарастающей радости. Мой саван станет коконом, из которого я затем выпорхну еще более красивой и уже по-настоящему бессмертной.

Мы с ним едины, едины во всем. Минувшей ночью я заранее знала, когда, под действием его чар, уснет Дуня. Я точно знала время его появления. Освободившись от ненужной сорочки, я стояла и ждала его у окна, подставив тело лунному свету. Я протянула руки навстречу его большим, завораживающим глазам, которые любовались моей кожей, серебрящейся в лунном сиянии. Я уже заметила на ней такие же золотистые и розовые крапинки, как у него.

Он опять появился из волшебного вихря лунного света. Я молча откинула с шеи свои густые волосы, зная, что сегодня он в последний раз вкусит моей крови. Он плотно намотал длинные тяжелые пряди себе на руку и резко запрокинул мне голову. Другой рукой он обнял меня за талию.

Его зубы вновь нашли маленькие ранки на шее. Я вздрогнула, когда он прокусил мне кожу, потом вздрогнула еще раз, ощутив, как его язык быстро задвигался, помогая крови выйти наружу. И она полилась. Тогда движения его языка стали медленными, сладострастными. Он был неистов в своем насыщении, и я даже стонала от боли.

Но я не противилась, а, наоборот, позволила себе погрузиться в глубокое, удивительное забытье. Мое сердце билось от волнения, я сознавала (мы оба сознавали) его ненасытность. Он вновь вел меня на самый край удивительной чувственной пропасти, на порог смерти... и дальше, на другой край этой бездны.

Я знала, какое наслаждение испытывает он сейчас, ибо позавчерашней ночью я сама изведала это ни с чем не сравнимое блаженство – осознание абсолютной власти над жизнью и смертью других, восторг соблазнения и, наконец, утоление звериного голода. О, эта яростная, кровавая радость охоты и выбранной жертвы убийства.

Он знал, с каким нетерпением я ожидаю приближения смерти, но видел в моей душе и легкое сожаление (правда, я стараюсь всячески его подавить), ведь мне суждено покинуть эту жизнь, так и не изведав всех ее удовольствий.

Насытившись (я знаю и это), он оторвал губы от моей шеи. Я всхлипнула, будто капризный ребенок, но тут же замолчала. Он приблизил свои ярко-красные, влажные от крови губы к моему уху и прошептал:

– Жужа...

В этом слове я услышала отзвуки бесчисленных миров. Я услышала скрытый вопрос и вздохнула, выразив свое согласие.