— А теперь эту веточку мы отрубим так, без всякого ножа!
Да, так и сказал тогда дед! И потом дед взмахнул рукой — неуловимо быстро, и оттого вдруг стало страшно. А куст дернулся, вздрогнул, и по течению поплыла ветка с листьями.
— Вот так! — улыбнулся дед. — Что ты стоишь? Повторяй!
Европейский мальчик в три года видит, как папа или дедушка взмахивают топорами и валят деревья. Он знает, что он пока маленький, он не может делать, как они. Но он знает, что придет время, и он будет так же взмахивать топором и валить толстые деревья. А Тоекуда в три года смотрел, как ручеек уносит ветку за поворот, как исчезают огненные листья в полумраке леса, между окатанными камнями и знал, что настанет момент — и он будет взмахивать рукой и отсекать ударом тугую, полную соков ветку дерева.
Тоекуда просидел в кресле несколько часов, вспоминая детство, думая о чем-то уж вовсе непостижимом. Плохо для него было одно — уж очень хотелось курить.
Тихий скрежет в замке. Такой тихий, что сначала Тоекуда решил, ему послышалось. Но нет, в замке явно что-то провернулось, лязгнуло. В отелях такого класса двери не скрипят, даже в России. Слышен был разве что тихий шелест, пахнуло другими запахами из большого гостиничного коридора. На короткое мгновение, потому что дверь тут же закрылась. Кто-то не зажигая света двигался через коридорчик мимо ванной и туалета практически бесшумно. Разве что легкое движение воздуха…
Начала отворяться дверь из коридорчика в комнату. Единственное, что успел заметить вошедший, был своего рода неимоверной скорости вихрь, метнувшийся откуда-то сбоку. Размытая скоростью масса приближалась так, что вошедший ничего не успел сообразить: серый вихрь метнулся, страшный удар, ослепительная вспышка. Он еще успел понять, что движется куда-то, теряет равновесие и даже, кажется, падает. Человек, вошедший в темную комнату, обладал и подготовкой, и опытом. И уж, конечно, был готов к любым неожиданностям. Именно к таким делам его долго и старательно готовили, и что-что, а быстро реагировать он умел достаточно хорошо. Много раз наставники объясняли ему, что самое главное — это внезапность, вряд ли они могли себе представить, что он будет лежать вот так, беспомощно распростершись на полу, и что отмычки тихо звякнут, упав из татуированной руки.
А господин Тоекуда, тихий японский толстячок, деловито и сноровисто скрутил вошедшего шнуром, залепил рот скотчем, после чего вышел в коридорчик, послушал, выглянул наружу, закрыл дверь и запер ее на два поворота ключа. Вернувшись, господин Тоекуда мгновенно раскрутил телефон, вырвал тускло блестевшую коробочку и сунул ее в карман.
А потом он тем же электрическим шнуром привязал вошедшего к кровати лицом вниз, спустил штаны и вставил в задний проход предусмотрительно купленный кипятильник. Шнур не доставал до розетки, и господин Тоекуда, поцокав языком и говоря какие-то иностранные слова, передвинул, сопя от напряжения, кровать. И только после всего этого господин Тоекуда плюхнулся в кресло, вытянул ноги и с наслаждением закурил.
Прошла минута или две, прежде чем вошедший начал подавать признаки жизни, и, в числе прочих признаков, он остановил мутный взор на желтой круглой физиономии, торчащей напротив. В числе других признаков разумной жизни были попытки напрягать мышцы, проверяя прочность вязки, и сокращение ягодичных мышц, с явной попыткой определить характер торчащего в анусе инородного тела.
Тоекуда дал вошедшему проделать все это, после чего, приблизив свою физиономию к его, произнес, как ему казалось, по-русски:
— Сисяс вы долзен будес говорить, ково посирара. Твоя почтенная бандита понимара?
Лежащий интенсивно закивал. Не потому, что он все понял, а потому, что понять очень хотел. Ну очень.
— Нет, ты не готовый есть.
Тоекуда окинул лежащего критическим взором, пришел к какому-то выводу и быстро всунул вилку кипятильника в розетку. С наслаждением затянулся и какое-то время курил, пока лежащий не начал проявлять беспокойства, не начал вертеться и мычать.
Тогда Ямиками выключил кипятильник, плюхнулся на прежнее место.
— Твоя почтенно говорира, ково твоя господина посирара… Говорира?
Лежащий опять закивал, с большой убедительностью и силой. Удовлетворенно глядя на мелкие капельки, оросившие лоб и щеки вошедшего, Ямиками Тоекуда начал отдирать скотч.
Лежащий не запирался. Рассказал, что зовут его Степан (здесь, может быть, и соврал). Следить велели такие важные люди, что он про них говорить никак не будет и японцу знать не советует. На этих людей они давно работают, он и Василий. Василий — это его подельник, работали вместе и сидели тоже вместе. Тут японец заинтересовался, и Степан долго рассказывал ему про то, что такое зона. Впрочем, языковой барьер был высок, и детали могли от Тоекуды ускользнуть.
А встречались они с этими людьми, с очень важными, очень серьезными людьми на одной квартире, тут, неподалеку. Номер квартиры? Глаза у Степана расширились так, что чуть не вылезли из орбит, а головой он мотал, словно хотел ее оторвать.