— А тут? С крыльца, скажем, лететь?
— А что с крыльца! Тут падать невысоко, ничего не сломаешь.
Или вот такой разговор:
— В городе ведь больше возможностей. Если бы вы там жили, вашим детям проще было бы и образование получить, и на работу устроиться.
— Нет, мы в городе жить не умеем! Мы там пропьем все и голодные будем сидеть!
— А тут?! Тут тоже можно все пропить… при желании-то.
— Нет, тут пропиваешь не все. Огород-то, огород! Огород всегда под боком, и все просто: воткнул — выросло.
Я ни единого слова не выдумал в этих двух разговорах, и более того — эти наши полевые исследования мы с будущей женой опубликовали в журнале «Родина» [].
Так что психология жителей Комаровки не выдумана нами. Тихая запойная жизнь вполне устраивает этих непритязательных людей, и притом они вовсе не чувствуют особой связи с этой землей.
Был такой забавный эпизод: на очередной конференции журнала «Посев» я рассказал о результатах исследований немецким журналистам. Сам-то я был в ужасе от результатов наших изысканий, от масштабов распада личности, утраты всего человеческого в людях. А один из журналистов заулыбался вдруг улыбкой европейца, обнаружившего вдруг целый пласт вековечной мудрости неевропейского народа, — скажем, индусов или африканцев.
— Это же надо, какая древняя, самобытная мудрость, — восхищался немец (с виду вполне вменяемый психически), — какая сильная мудрость народа! Вот у вас за годы Советской власти что-то еще и сохранилось из-за этого… Надо же: «воткнул-выросло»…
И немец замер с блаженной улыбкой, духовно погрузившись в необъятную, космическую мудрость порождений Большемуртинского района — пьяноватой бабы из переселенцев.
Грешен, но тогда я с трудом удержался, чтобы просто не двинуть этого немца по башке…
Вот у потомков местных кто-то в семье обязательно есть не в Комаровке — или в Большой Мурте, или в Красноярске, или в другом крупном поселке или городе. И притом к земле у них тоже особое, свое отношение.
— Земля без меня может, конечно… И я без нее. Но будет все равно хуже, что мне без земли, что ей без меня.
Такая вот позиция, предельно далекая от «воткнул-выросло».
Мне казалось, что облазить Комаровку подробнее и лучше нашего уже невозможно… Я ошибался! Студенты, которые «окучивали население», то есть убеждали людей голосовать за «нужного» кандидата, нашли в Комаровке кое-что новое.
И нескольких очень любопытных личностей, которых мы ухитрились все-таки просмотреть, и одного оригинального деда, которого вроде бы мои экспедиционные орлы даже и опросили, но, как я убеждаюсь, поверхностно.
Студенты совершенно обалдели от этого деда уже потому, что он представился им… мельником. Семью годами раньше он представлялся нашей экспедиции как истопник в школе… Но одно вовсе не противоречило другому, потому что мельница на реке Нижняя Подъемная исчезла как раз в 1950-е годы. Исчезла потому, что вырубки лесов в верховьях реки сделали ее такой, как сегодня — мелководной, совершенно непригодной для водяной мельницы. Тогда же почти исчезла рыба, стало гораздо меньше зверей, а за крупным зверем типа лося или медведя теперь необходимо идти на правый берег Енисея — там еще много нетронутых лесов, очень редкое население и зверей полно.
Так что мог мельник пойти в истопники после того, как мельница приказала долго жить вместе с рекой, это-то вполне возможно. Тем более, что дом стоял у реки так, что могу представить и это — остался он как часть строений мельницы. Но студенты пили у деда чай, и состоялся у студентов с дедом разговор, который трудно не назвать очень странным…