Потому что она поняла.
Белла замерла на лестнице.
Это была кошмарная картина.
Белла повернулась и прижалась спиной к стене.
— Не думаю, что я это сделаю, — сказала она.
— Что, Бел? Что именно?
—
— Бел, я просто расхрабрился. Я делаю все правильно. Я должен был сделать это несколько лет назад.
— Что? — она еле выдавила из себя это слово и поэтому сказала его снова: — Что?
— Сказать тебе об этом. Сказать кое-что о Бэнни.
— Бэнни? А Бэнни-то то тут при чем?
Внезапно она вспомнила. Бэнни в его дурацкой голубой клетчатой рубашке. Бэнни, восьми лет от роду, застукавший ее в ванной. В туалете. Бэнни и Стежок.
Время на лестнице застыло. Белла спиной к стене, дядя Сэл двумя шагами ниже, спиной к перилам. Тетя Вита на невообразимо далекой кухне.
— Мы с тобой знаем, что он сделал, Бел. Твоя тетя об этом не знает. И твоя мать не могла знать. Но мы-то знаем. Я знаю.
Часть Беллы оставалась на старом безопасном пути.
Другая часть Беллы в этот момент свернула с главного пути в переулок. Бэнни напротив ее. Запах его голубой клетчатой рубашки. Его рука зажимает ей рот. И Стежок. Мистер Стежок, который заставляет его сделать все это. Стежок, который стоит за всем этим, который виднеется вдали на стене, поджидает там, в конце улицы, но он там не весь. Разорванный. Темное человекоподобное нечто в смешной широкополой шляпе — или с большой крестовидной головой. Бэнни тяжело дышит.
Она шла по двум дорожкам, которые пролегли через эту лестницу. Глаза дяди Сэла наконец нашли ее глаза. Его взгляд вытянул ее обратно, но стены грохотали, барабанили, стучали могучим секретным сердцебиением этого дома.