— Потому-то это и работает. Никто не знает. Посмотри на
Лорку.
— На Лорку? — Я потрясла головой, с трудом сдерживая смех. — Что, он тоже жил в Мэне?
— Нет. Но он писал в двадцатом веке.
Это был практически последний наш разговор с Джулией Садах. Двадцатый век закончился. Больше ничего не работает.
Я села на паром раньше, чем планировала. Катрин устала. Я отвезла их с матерью на ланч в маленькое кафе, которое они любили, но там было больше народу, чем обычно: целый автобус седовласых любителей осенних пейзажей из Ньюбери-Порт, которые подчистую смели все фирменные блюда, так что нам пришлось удовольствоваться дежурным меню.
— Терпеть не могу этого. — Блеки раздраженно посмотрела на соседний столик, где четыре женщины примерно ее возраста изучали счет с таким вниманием, словно рассматривали чайные листья. — Вы только посмотрите на них: пытаются вычислить сумму чаевых. Пятнадцать процентов, дорогуша, — громко сказала она. — Удвойте таксу и добавьте еще доллар.
Женщины подняли глаза.
— О, спасибо! — сказала одна из них. — Правда, здесь мило?
— Не знаю, — отрезала Блеки. — Я слепая. У женщины вытянулось лицо.
— Ох, заткнись! — сердито сказала Катрин. — Она-то не слепая.
Но женщины уже спешили к выходу.
Я отвезла мать и Катрин обратно в опрятный современный коттеджик для престарелых — образцово-показательный вариант Уединенного Дома.
— Я навещу вас на следующей неделе, — сказала я, проводив их в дом.
Катрин поцеловала меня и направилась прямиком в ванную. Мать уселась на кушетку, с трудом переводя дыхание. Она страдала сердечной недостаточностью — расплата за многие годы курения «кента» и переедания жирных бифштексов.
— Можешь пожить здесь, если хочешь. — И практически первый раз в жизни я услышала в ее голосе жалобные нотки. — Кушетка раскладывается.
Я улыбнулась и обняла Блеки.
— Знаешь, может, я так и сделаю. Думаю, Сью хочет отдохнуть от меня. Немного.
На мгновение мне показалось, будто мать хочет сказать что-то. Губы у нее шевельнулись, и в серых глазах снова появилось настороженное выражение. Но она лишь кивнула, похлопав меня по руке своей холодной сильной ладонью, а потом чмокнула в щеку — быстро и украдкой, словно боялась быть захваченной с поличным.
— Береги себя, пчелка Айви, — сказала она. — До свидания.