– Какие оценки я получу в этом полугодии?
– Двойки, если не будешь меня слушать!
А это он сам врет. Полугодие уже заканчивается, и у меня в дневнике всего-то пара трояков, а двойками не пахнет.
– Почему небо голубое?
– Так угодно Зевсу.
– Почему Геннадий почесал ухо?
– Потому что он осел!
Геннадий странно икнул, обиженно посмотрел на доктора и зло – на меня и принялся чесать ухо с вдвое большим усердием. Это как раз понятно, потому что ухо само по себе стало вдвое больше... втрое... вчетверо... Оно посерело, покрылось мелкими серебристыми волосками и снаружи, и внутри. Промеж ушей выросла смешная седая челка «ежиком».
– Ик-а... – выдал Геннадий, опустился на четвереньки перед доктором, повернулся ко мне, цокая копытцами, и улыбнулся во все ослиные резцы. Последним вырос хвост – одним решительным вылетом, с треском проделав солидную дырищу в штанах. Геннадий удивленно повернулся посмотреть, что же это такое было, и запутался в брюках. У осла ноги все-таки покороче, чем у людей, и хирург быстренько наступил на собственные штанины, не удержался и сел на хвост, как собака.
– Ик-а! – зло скрипнул он, уставившись на меня.
М-да... Кто же знал, что докторовы глупости сбываются так избирательно? Закономерности я, кстати, не понял, надо будет посмотреть ночью: пойдет конфетный дождь или как?
– Ну и что ты наделал! – напал на меня доктор-мумия. – Кто теперь будет мне помогать? Федор один не справится. – Он кивнул на второго хирурга, который осторожно жался к двери.
– Ик-а! – произнес Геннадий и попытался встать.
– Я знаю, что ты меня не бросишь, – умилился доктор, – но с копытами много не наоперируешь.
– Ик-а! – возразил осел.
– Хорошо-хорошо. Держите этого, пора снова червей выжигать.
– Мне нужно позвонить домой, – спохватился я, – сказать, что меня оставили в больнице.
– Не нужно, – возразил Дупло, доставая щепку. – Все мои пациенты уходят здоровыми в тот же день, что и пришли.
– Но я...
– И ты будешь дома в тот же день, что и ушел к врачу. Независимо от того, сколько ты здесь проведешь. Держите его, ребята!