Ващерский край издавна славился своими подземными пещерами, разветвленными, как московское метро. Немудрено, что именно его избрали военные для создания глобального убежища на всякий случай. Работы проводились в обстановке строгой секретности, местных жителей к ним не допускали, материалы и оборудование перебрасывали по воздуху военной техникой. Но слухи, понятно, просачивались. Как ни секретничай, а винные магазины в Острожине тогда можно было пересчитать по пальцам, рассказывал старожил. А военные строители – тоже люди, тоже не против поддержать состояние души крепким градусом. Именно там, вокруг этих редких очагов культуры, происходила смычка засекреченных оборонщиков и любопытных аборигенов. Ну и танцы, понятно, знаменитая танцплощадка была в городе в те времена, со всех окрестных деревень молодежь съезжалась, делился воспоминаниями старик. Кто с колом, кто с дубьем, кто со свинцовыми бляхами – и все на танцы. Редкий вечер горсть-другую зубов с дощатой веранды не выметали. Но чтоб ножи или, допустим, ружья – ни-ни, порядок был! И солдатики тоже танцевать любили, у них у всех ремни, так и хлестались ремнями. И девки, понятно, тут как тут, смотрят, любуются, как мужики танцуют врукопашную. После, как положено, обмыть мировую… Таким образом местные узнали, что в Ващерских пещерах строится секретный оборонительный узел, целая подземная крепость, которая должна уцелеть, когда все живое на поверхности обратится в радиоактивный шлак. Строится, конечно, не для местного населения, даже не для рядовых солдат, там самое низшее звание в штатном расписании – лейтенант, хвастались строители своей причастностью к государственным тайнам.
Может, привирали, но подземную крепость построили быстро, после чего на танцульках не появлялись. Потом туда посадили какой-то гарнизон для обеспечения систем, огромные куски территории края засекретили колючей проволокой, понатыкали минных полей здесь и там, и на этом видимое функционирование оплота прогрессивных идей под землей закончилось. Что случилось – теперь трудно сказать. Люди говорили, когда Брежнев выкидывал Хрущева из Кремля под зад коленом, кто-то из верных прежнему правителю высоких генералов дал крепости сигнал «готовность номер один». Значит, полная автономка и самообеспечение, как если бы американские ракеты уже махали стабилизаторами под нашими облаками, а по Красной площади маршировали американские рейнджеры.
Власть быстро сменилась, высокого генерала выкинули копать пенсионный огород на подмосковной даче, а документацию по крепости тот в припадке административного идиотизма успел уничтожить. Или осознанно уничтожил, кто теперь разберет? Так и забыли объект. Слишком уж эта крепость была засекречена, не так много людей про нее и знали, даже в верхах. Низам же, из местных она была нужна как зайцу пассатижи. Сталинские времена тогда многие помнили, и что такое военная тайна – тоже не забывали. Кто захочет связываться? Так крепость до сих пор и функционирует в автономном режиме готовности ко всему. Может, в подземельях считают, что на поверхности до сих пор ядерная зима… Кто знает? Подходы к тоннелям крепости простреливаются артиллерией, на минные поля тоже не сунешься, и кто разберет, что сейчас происходит в военных пещерах…
Теперь местные называют ее подземельем. Постепенно все привыкли, что внизу кто-то есть, научились обходить стороной простреливаемые участки, узнали, где мины, где ловушки, где огнеметы. Привычно огибают, если приходится проходить мимо. Что под землей кто-то есть – это не страшно, если привыкнуть, рассуждал Демьян. Человек ко всему привыкает. Ад вот, геенна огненная, есть же под землей, с чертями и котлами смоляными! Пострашнее будет. А многие ли боятся? Привыкли потому что…
Конечно, все это Демьян излагал не так связно и гораздо более продолжительно, причмокивая, покряхтывая и припевая, но общий смысл складывался именно в такую картину. В принципе ничего удивительного, соглашался про себя Саша, вычленяя и суммируя факты из его былинных напевов. Суровая ирреальность нашего российского бытия общеизвестна, как традиции людоедства на островах Полинезии… Кстати, почему он вдруг вспомнил про людоедство? Нет, это потом…
С идолом оказалось еще интереснее. Но непонятнее. Действительно, есть такой, подтвердил Демьян, идол липовый, говорящий. Говорит он, правда, немного, редко говорит, раз в десять лет, может быть. Зато по делу. Последний раз сказал: «Ну, ни хрена ж себе!» Вот и пойми после этого, что он имел в виду, ругается или так, в философском смысле, посетовал Демьян.
Дальше – опять загадки. По словам старика, живет идол в какой-то тайной пещере. Точнее, не живет, кто его знает, живой он или не живой? Но – находится. А при нем – хранитель. Звать его – Иннокентий. Молодой мужик, может, за сорок с небольшим, рассказывал старожил, но – хранитель. Значит, с идолом липовым общается по-своему и волю его толкует. А уж воли у идола – море разливанное, силища в нем, только никто не поймет какая. Может, из древних времен чего, гадал Демьян, раньше, говорят, у людей натуральная сила была, экологическая, это сейчас внутри одно желудочно-кишечное удобрение. Он, идол, вообще все, что хочешь, может исполнить. Но может и не исполнить. Но тут уж как Бог даст… Так что если хотят они, бедолаги, выбраться из Ващеры до дому, то надо им прямиком к идолу. Точнее, к хранителю Иннокентию. А уж тот рассудит – кому, куда и каким путем. Другого пути все равно нет, кроме идола, про связь с Большой Землей в крае давно забыли. Так приспособились, живут помаленьку…
Пока Демьян все это рассказывал, успел остыть даже самовар на столе. Впрочем, на горяченьком он больше не настаивал.
Саша с Иркой переварили услышанное не сразу. Поверить во все нагромождение было сложно, а не верить – глупо. Видимо понимая, Демьян не торопил, поглядывая на них ясными, приветливыми глазами. Хлебал остывший чай, играл с кухонным тесаком мясницкого вида, дважды сходил проведал косу у стенки, по пути опять приласкал топор.
– А где же найти этого идола с его хранителем? – спросил Саша.
Ему совсем не понравилось, что для возвращения домой требуется не меньше чем настоящее чудо. С использованием артефактов сомнительного происхождения, что тоже не добавляет в ситуацию оптимизма. Наоборот, наводит на размышления… Или темнит старик? Но зачем? Да еще косы-топоры-ножи… Это зачем? Чего он бегает, как оголтелый точильщик, истосковавшийся по любимой работе? Нервирует, между прочим… Кого как, а его, Сашу, не вдохновляет, когда от стены подмигивает хищным жалом коса, а от печки щерится щербатый топор…
– Чаво? – переспросил Демьян.
– Я так и не поняла, кто он, этот Иннокентий, чем занимается? – спросила Ирка.
– Иннокентий-то? Хранитель! Значит – хранит, – объяснил Демьян.
– Понятно… А чего хранит? – не сдавалась Ирка.
Старожил задумчиво поскреб в бороде. Похоже, подобная постановка вопроса ему в голову не приходила.
– Так, это… Хранитель же… – повторил он. – Опять же, хороший человек…
– Хороший человек – это не профессия! – отчеканила Ирка штампованную фразу.
Старик строго посмотрел на нее:
– Не профессия, нет… Гораздо больше…