Скрипка

Старое кино, старая любовь, старая поэзия, которую никогда не забыть. Я рассмеялась.

– Я не горбун, я не урод! – выпалил скрипач. – И я не актер, играющий перед тобою роль! Я здесь, рядом!

– Так мне кажется! – ответила я и, сев прямо, натянула юбку на колени.

– «Не кажется, сударыня, а есть. Мне „кажется“ неведомы».[18] – Он в насмешку заговорил со мною словами Гамлета.

– Ты переоцениваешь себя, – ответила я. – У тебя талант к музыке. Не попади во власть исступления! – продолжила я, воспользовавшись приблизительной цитатой из той же самой пьесы.

Ухватившись за стол, я поднялась. Он бросился на меня. Я чуть было не отступила, но только еще крепче ухватилась за столешницу, глядя ему прямо в лицо.

– Призрак! – выпалила я. – Весь живой мир смотрит на тебя! Что тебе понадобилось здесь, когда ты способен завоевывать толпы? Все они будут внимать тебе.

– Не зли меня, Триана! – сказал он.

– А, стало быть, ты знаешь мое имя.

– Не хуже тебя. – Он повернулся сначала в одну сторону, потом в другую и подошел к окну, где под кружевными занавесками плясали вечные огоньки автомобильного потока.

– Не стану говорить, чтобы ты ушел, – сказала я.

Он по-прежнему стоял ко мне спиной и лишь поднял голову.

– Я слишком одинока! Слишком очарована! – последовало мое признание. – Будь я помоложе, я бы пустилась удирать без оглядки от призрака, вопя что есть мочи! Поверив, что передо мной действительно призрак, всем своим суеверным сердцем католички. Но теперь?

Он продолжал слушать.

Руки у меня сильно тряслись. Это было невыносимо. Я выдвинула стул из-за стола, опустилась на него и откинулась на спинку. Люстра отражалась в отполированной столешнице размытым кругом, а вокруг выстроились как на параде стулья в стиле Чиппендейл.

– Я чересчур любопытна, – сказала я, – чересчур беспечна и полна отчаяния. – Я постаралась говорить твердо и в то же время не повышать тона. – Не могу найти слова. Сядь! Сядь, положи скрипку и расскажи, чего ты хочешь. Зачем ты ко мне приходишь?

Он не ответил.

– Ты сам-то знаешь, кто ты такой? – спросила я.

Он повернулся в ярости и подошел к столу. Да, он обладал тем самым магнетизмом Оливье из старого фильма, весь состоя из контрастов белого и черного, воплощение зла. И рот у него такой же большой, только губы полнее!

– Перестань думать о другом! – прошептал он.