Готический роман. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Над кухонной дверью я обнаружил неглубокие антресоли, набитые старыми книгами. Я решил, что не стоит рассказывать идиотам о моей находке – их интерес к чтению исчезающе мал. Скорей всего, это не их вина: в скитаниях с одной тайной квартиры на другую они потеряли способность сосредоточиться. Не исключено, что я тоже скоро ее потеряю. Но пока мой интерес еще жив, так что, когда все угомонились, я взобрался на стул и стал изучать содержимое неожиданно свалившейся на меня библиотеки. В основном она состоит из старого книжного хлама, который можно читать только в одиночном заключении. Но одна книга хорошо читанная и затрепанная, показалась мне любопытной. Это – полудокументальная история жизни одного русского аристократа из прошлого века, Мишеля Бакунина, который уже сто пятьдесят лет назад понял, что сытое общество бюргеров враждебно каждому отдельно взятому сытому бюргеру. Мне всегда хотелось узнать подробности жизни этого удивительного человека. Ведь это он сформулировал основные принципы нашей борьбы и теоретически обосновал то, что сегодня называют городской герильей.

У меня создалось впечатление, что он всегда стремился жить на грани гибели и метался по Европе в поисках смерти. Во время революции 1848 года он сражался на баррикадах в Париже, в Праге и в Дрездене и в конце концов был приговорен к смертной казни. А с чего бы? Чего ему не хватало? Все у него вроде было в порядке – высокий синеглазый красавец из богатой и знатной семьи, любимец женщин, прекрасно образованный. Что гнало его от одной опасности к другой? Меня давно занимал вопрос, какая тайна кроется в его погоне за смертью, но никогда не было времени порыться в его прошлом. Что ж, сейчас времени у меня хоть отбавляй! Могу подумать и о проблемах Мишеля Бакунина. Это все же лучше, чем непродуктивно думать о своих. О чем-то же думать я должен!

Я завернулся в спальный мешок и, предвкушая удовольствие, раскрыл книгу. Видать, кто-то усердно штудировал ее до меня – она вся испещрена пометками, многие строки подчеркнуты. Похоже, хозяева этой квартиры – так называемые интеллигентные люди, среди которых принято сочувствовать нашей борьбе. Что ж, отлично, именно таких я всегда настойчиво рекомендовал вербовать.

Еще один день.

Трудно будет потом восстановить, когда что было написано, но невозможно называть день, число и даже месяц. Их трудно различить в бесконечной череде сменяющих друг друга унылых физиологических состояний. Хочется спать – не можешь заснуть из-за общего гама, хочется в сортир – там всегда кто-нибудь сидит, хочется есть – в холодильнике все засохло и зачерствело, хочешь глоток свежего воздуха – о прогулке и думать не смей!

Похоже, когда я продумывал эту, довольно совершенную, систему ухода от слежки, я вовсе не рассчитывал на себя.

Еще один день.

Итак, они меня заполучили, черт бы их побрал! Не знаю, зачем я им понадобился. Ведь я для них старик, все они моложе меня почти вдвое. О моем высоком положении в организации им наверняка ничего неизвестно, да и не все ли им равно? Однако они зачем-то остро жаждали вовлечь меня в свои игры, а я не поддавался, все сильнее разжигая этим их жажду. Почему я так упирался? Я думаю, дело в том, что они мне просто физически неприятны: они все как на подбор некрасивые и редко моются, и девки не лучше парней. Мне трудно переносить их дурацкие ссоры, когда они в плохом настроении, но еще хуже, когда они в хорошем, – их бездарные шутки могут кого угодно свести с ума. Мне с ними скучно, я терпеть не могу пустых занятий, задача которых – как-нибудь убить время, хотя, по совести, в условиях заточения – это единственное, что можно со временем сделать…»

За спиной слабо щелкнула дверная ручка, которую кто-то пытался осторожно повернуть, но напрасно – Ури ночью умудрился закрепить ее привязанной к спинке кровати веревочной петлей.

– Ули! От кого вы запираетесь? – прошептал из-за двери голос Лу, – Не хотите побегать до завтрака?

– В такую погоду? – запротестовал Ури, глядя на вздрагивающие от ветра мокрые ветви каштана за окном.

– Может, вы меня впустите? Или вы опять не одеты? – жалобно запричитала Лу в коридоре. – Мне неудобно разговаривать с вами через дверь.

Ури, которого холод вынудил с рассвета влезть в тренировочный костюм, сжалился над ней, – он спрятал дневник в ящик и сбросил петлю с дверной ручки. Лу влетела в комнату в яркой упаковке, рассчитанной на обольщение партнера по пробежке под дождем – короткие белые шорты и красная спортивная куртка подчеркивали стройность ее загорелых ног в белых кроссовках.

– Вот вам куртка Джерри и побежали! – тоном, не допускающим возражений скомандовала она, протягивая Ури точно такую же красную куртку с капюшоном. – Где ваши кроссовки?

Не спрашивая разрешения, она опустилась на колени и начала шарить под кроватью в поисках спортивных ботинок. Ури, готовый было заявить, что кроссовок у него с собой нет, прикусил язык, испугавшись, как бы она не заставила его бегать в кроссовках Джерри, и вытащил свои из стенного шкафа. Но прежде, чем надеть куртку Джерри, он попросил Лу на минутку выйти в коридор.

– Вы что, как всегда, без трусов? – поинтересовалась она, закрывая за собой дверь.

Ури вытащил из ящика скомканные листки, сунул их в целлофановый пакет и спрятал за пазуху, туго перетянув тренировочную майку ремнем. Потом натянул кроссовки и куртку и припустил вслед за Лу по извилистому коридору, равномерно разграфленному прямоугольниками одинаковых дверей. Ему почудилось, что в подтверждение вчерашних подозрений Брайана некоторые двери были и впрямь приоткрыты.

Внизу Лу свернула в проход между трапезной и кухней, где уже щебетали и звенели тарелками кухонные девушки, и через незнакомую Ури узкую дверь выбежала в кладбищенский сад. Дождевая сетка затягивала небо до самого горизонта. Под шепоток мелких настойчивых капель, барабанящих по пластику куртки, Ури пересек сад, промчался по огибающей церковь тропинке и следом за Лу вбежал в длинный туннель, образованный сомкнутыми кронами старых вязов. Там его ослепила зеленоватая полутьма, и он с размаху налетел на Лу, которая, затаив дыхание, притаилась за несколько метров от входа. «Что она задумала?» – подумал Ури, чувствуя, как целлофановый пакет щекотно трепыхнулся под майкой. Однако прежде, чем он успел вымолвить хоть слово, теплые пальцы Лу легли на его губы. Она стояла так близко, что дыхание ее щекотало его щеку.

– Т-с-с! Молчите, Ури! – Ури, не Ули? Или он ослышался, оглушенный неожиданностью и шорохом дождя. Но она не дала ему додумать:

– Ваша мама приезжает сегодня четырехчасовым поездом.

– Какая к черту мама? – громко возмутился он прежде, чем ладонь Лу зажала ему рот.

– Ваша мама Клара, или у вас есть другая? Меир просил напомнить вам еще раз, чтобы вы не выдали себя ни словом, ни жестом. А теперь – скорей отсюда, пока никто не заметил, что мы тут задержались.