Лилиан пролепетала что-то невнятное, в ответ на что Ян наклонился, поцеловал ее руку, и она защебетала снова. Любезность Яна показалась Кларе чрезмерной, а оживление Лилиан безвкусным. Ей-Богу, если бы старой даме не было за семьдесят, она могла бы к ней приревновать! Но все же ей было далеко за семьдесят и потому, когда Кларе дали понять, что ей нет места в их игривой беседе, она откинулась на спинку тележки и закрыла глаза.
Едва она на миг отключилась от реальности, накопившаяся за эти дни усталость немедленно дала себя знать. Куда-то исчезло многоцветное поле битвы при Ватерлоо, и взамен в ее перетруженном сознании возникли видения вчерашнего вечера, особенно тяжелого и напряженного. Самой яркой сценой был, конечно, театрализованный вход принца в хранилище из какой-то тайной двери, о существовании которой Клара даже не подозревала. Первые минуты этого зрелища были больше похожи на балет в стиле модерн, чем на прибытие представителя правящей династии к столу дипломатических переговоров.
Однако, когда принц в окружении свой свиты разместился, наконец, у стола, разговор принял деловой оборот, лишенный какого бы то ни было опереточного элемента. Посланник восточного владыки оказался человеком быстрой хватки, четкого ума и широкого европейского кругозора. В нем не было ни надменной неуступчивости сэра Гранта, ни вывернутой наизнанку вязкой логики профессора Басотти. Его манера отличалась вежливой уклончивостью, оставлявшей его собеседников в странной уверенности, что они выигрывают игру в поддавки, которую гораздо выгодней было бы проиграть.
В самый разгар этой игры, потребовавшей от Клары мобилизации всех ее знаний и умений, ей пришлось по знаку руководителя делегации вежливо откланяться и покинуть зал. Руководителем делегации был молодой, быстро идущий в гору дипломат, который, по слухам, вертел как хотел, даже самим могущественным министром иностранных дел. И хоть Клара, в предвидении своего изгнания, потратила все утро на детальное ознакомление этого дипломата с наиболее острыми точками противоречий, возникающих при переделе водных ресурсов, самый момент этого вынужденного ухода застиг ее врасплох. Конечно, она заранее знала, что ей придется покинуть заседание, – но почему в самый разгар дебатов, когда она еще не успела поставить все точки над «и»?
Однако знак был ей подан, и ничего другого не оставалось, как, сдерживая сердитые слезы, подняться с места и направиться к двери, где неприветливый норвежский наблюдатель без предупреждения отобрал у нее заветную карточку, дававшую ей право на вход в хранилище. Почему-то эта добавочная обида, которую она сдуру не предусмотрела, задела Клару особенно больно. Задела настолько, что она зачем-то пожаловалась на это Яну, поджидавшему ее у выхода из часовни. Но Ян, вместо того, чтобы ей посочувствовать, только злорадно ухмыльнулся. Мол, не только его здесь обижают, – и для утешения пригласил ее на прогулку в парк, где местные жители будут разыгрывать битву-спектакль.
Битва интересовала Клару очень мало. Но ради удовольствия быть рядом с Яном, опираться на его руку, слышать его голос она была готова бродить по оврагам на высоких каблуках, подвергаясь опасности быть затоптанной лошадьми. На миг сердце задохнулось при мысли, что еще несколько дней и все кончится. Осознав, как мало времени осталось ей быть с Яном, Клара чуть не застонала вслух, и тут же, внезапным аккомпанементом к ее стону тоненько вскрикнула Лилиан Муррей.
Клара вздрогнула и открыла глаза: «Что случилось?». Старая дама извивалась рядом с ней в тщетной попытке извлечь что-то из-за ворота своей спортивной рубахи:
– Гусеница! Мне за шиворот заползла гусеница!
– Ради Бога, Лилиан, – успокоительно проговорил Ян, оглядывая высокий куст, под сенью которого приютилась тележка, – это скорей всего просто опавший лист.
– Что вы стоите? – взвизгнула старая дама, повышая голос, – вытащите ее скорей, она ползает у меня по спине!
– Клара? – нерешительно начал Ян, склоняясь над Лилиан.
Клара попыталась повернуться лицом к испуганной старухе, но руль задержал ее. «Скорей! Скорей! Скорей!» – запричитала та, глаза ее расширились, бледное лицо побледнело еще больше.
– Простите, – решительно произнес Ян и запустил руку за шиворот старой дамы. Пошарив у нее под рубахой, он вытащил наружу край толстой цепочки, хитроумно сплетенной из золотых нитей:
– Ну вот, никакая это не гусеница, а ваша собственная цепочка.
Глаза миссис Муррей закатились под веки, руки рванули ворот рубахи:
– Отпустите ее, она меня душит!
– Хотите ее снять? – озабочено предложил Ян.
– Снять невозможно, она без застежки.
Клара хотела было спросить, что это за цепочка без замка, но пальцы миссис Муррей снова лихорадочно вцепились в ворот рубахи:
– Скорей! Там, на спине! Что-то ползет!