Искусство рисовать с натуры

Пока что я буду узнавать все сама, не буду тебя впутывать — я и так уже принесла тебе достаточно бед. Я отдам тебе это письмо, когда буду во всем абсолютно уверена и когда смогу перебороть то, о чем ты мне тогда сказала — очарование властью — оно действительно очень сильно — и ты это тоже знаешь, так что смотри, не повтори моих ошибок. Если же ты читаешь это письмо сейчас в моем дневнике, это значит, что со мной что-то случилось. Не расстраивайся и прости меня. Будь осторожна. Для меня вначале все это было игрой, но теперь это не игра, и ты это тоже понимаешь.

Целую, Надя.

P.S. Жаль, что когда-то не получилось у нас сделать тот коврик — помнишь? На котором хотели улететь в сказку. Мы бы сейчас были так далеко.

— А может получилось? — прошептала Наташа, кладя ладонь на страницу и крепко прижимая. — Может, получилось, и ты уже улетела?

Она изо всех сил зажмурилась, и вдруг ей показалось, что она на дороге и мчится куда-то в свете фонарей, словно ветер без тяжести тела, и внизу мелькает серебристый выщербленный асфальт, и платаны злобно шумят по бокам, тряся умирающими листьями, точно юродивые грозящими пальцами, у обочин лежат искореженные машины, конные экипажи и стоят люди — множество людей, которые жили и умерли задолго до ее рождения, во время ее рождения и после него — и среди них стоит Лактионов, и стоят Надя, и Виктория Семеновна, и отец, а вон и Дик среди множества других собак и кошек… стоят, молчат и ждут чего-то, а она летит и что-то летит ей навстречу и сейчас…

Благородные рыцари будут биться до смерти?

Кто сразится с этим рыцарем?

Если вызов не будет брошен, то победа по праву принадлежит…

Нарисовать. Нужно что-то нарисовать. Тогда она сможет успокоиться. Ведь это так прекрасно — создавать картину.

Создавать опасную картину.

Очарование власти.

Не растворись в своих картинах.

Наташа склонила голову и посмотрела на следующую страницу. Последнюю страницу Надиного дневника. Последнюю запись — за 24 августа. Вчерашний день. Или уже позавчерашний?

Она внимательно пробежала глазами неровные прыгающие строчки, написанные кое-как — очевидно, Надя сильно торопилась, когда записывала это. На последней букве Наташин взгляд остановился, метнулся взад-вперед, растерянно застыл, потом вернулся на середину записей и еще раз все пробежал, потом еще раз. Потом она подняла книжку и прижалась лицом к страницам.

Через секунду она ее опустила. Ее лицо было отвердевшим, холодным, злым. Она подошла к окну и выглянула на пустую улицу, потом начала бродить по комнате, качая головой и что-то бормоча. Затем отыскала несколько чистых листов бумаги и вытащила из недавно купленного набора простой карандаш. Посмотрела на острый грифель и улыбнулась, и темное острие словно отразилось в ее улыбке.

От циферблата стрелками отрезана шестая часть. Два часа ночи. Для некоторых поздно, для нее — для того, что она хочет сделать — в самый раз.

Держа в руке бумагу, карандаш и Надину записную книжку, Наташа осторожно вышла в коридор, придумывая какую-нибудь нехитрую отговорку, чтобы преподнести Славе и заставить его остаться дома, а не доблестно ехать с ней. Слава ей там был не нужен. Напротив, он мог бы все испортить.

Она заглянула в комнату — Слава все так же сидел в кресле и его лицо, едва различимое в темноте, было обращено к экрану телевизора. На появление Наташи он никак не отреагировал — даже, когда она наклонилась и тронула его за плечо. Нахмурившись, она вернулась в коридор, зажгла свет, снова вошла в комнату, склонилась над креслом и поняла, что никаких отговорок не потребуется — Слава крепко спал.

Наташа сняла с вешалки свою сумку, спрятала в нее книжку, бумагу и карандаш, аккуратно открыла дверь и бесшумно выскользнула на площадку.

* * *

— Вот здесь останови! — приказала она, роясь в кошельке. Машина притормозила у одного из подъездов длинной облезлой пятиэтажки, погруженной во мрак и тишину.

— С тебя семь, подруга, — сказал водитель весело и улыбнулся, но ответной улыбки не получил. Наташа молча сунула ему деньги и вылезла из машины — осторожно, чтобы не задеть руку. Не оглядываясь, она зашла в подъезд. Водитель пожал плечами и уехал, нарочито резко взяв с места.