— Нехорошо Люду обманывать, — насмешливо заметил Роман с той интонацией, которая позволяла поместить первое слово фразы в кавычки. Анатолий укоризненно на него посмотрел.
— А я ее и не обманываю. С чего ты взял, что это она звонила?
В «Морском дворце» было гораздо теплее, чем на улице, публика здесь вела себя непринужденно, и Роман давно уже снял пиджак и повесил его на спинку стула, оставшись в очень тонкой темно-вишневой рубашке. Анатолий, поглядывая на него удовлетворенно, как-то почти отечески, расправлялся уже со второй порцией хрустящего куриного филе с сыром и грибами и ворчал, что столик им достался неудачный, слишком далеко от сцены. Роман слушал его краем уха — задумчиво потягивал коньяк, иногда смотрел на сцену, где, подсвеченная мерцающими под прозрачным гладким полом огоньками извивалась в немыслимых позах полуобнаженная девица, обмотанная толстым питоном, который казался для нее слишком массивным и тяжелым. Смуглая танцовщица проделывала со своим телом что-то невообразимое, складываясь чуть ли не вчетверо, и Романа занимало, как она ухитряется не прищемить при этом упитанную змею, которая то и дело соскальзывала с тела партнерши и предпринимала вялые попытки к бегству, но ее подхватывали и водворяли обратно. Гладкое тело танцовщицы блестело в приглушенном свете, на лице застыло угрожающе-усталое выражение, а питон выглядел сонным и крайне недовольным жизнью.
— Танец со змеей — непременная часть репертуара таких заведений, — заметил Анатолий рассеянно. — А в «Каскаде» с этим недавно конфуз вышел — видать, покормили змею не в положенное время, она взяла и, пардон, обгадила танцовщицу прямо во время номера. Да еще так много. Жалко девчонку было.
— А змею? — поинтересовался Роман, глядя себе под ноги, где под прозрачным полом сновали множество ярких цветных рыбок и колыхались пушистые зеленые водоросли. Рыбки плавали и за двумя прозрачными стенами и внутри шести светящихся толстых колонн, выстроенных полукругом, и Савицкого занимал вопрос, как же их там кормят? Внутри колонн поднимались тонкие струйки пузырьков, уходя к потолку, освещение на котором создавало иллюзию спокойной, лишь изредка колышущейся морской глади. Вокруг, в такт музыке переливались огоньки, а за огромными панорамными окнами, возле одного из которых расположился их столик, было уже темно. Роман закурил и снова посмотрел вниз. Под стеклом к его ноге подплыла большая цихлида и воззрилась на него с выражением глубочайшего неодобрения. Он чуть передвинул ногу, цихлида развернулась и, надменно шевеля плавниками, величаво поплыла к соседнему столику. Роман посмотрел на часы, потом на сцену. Вскоре девушка с питоном исчезла под взметнувшуюся дробь барабанных ударов, вместо нее несколько длинноногих и ярко одетых пар затанцевали самбу, и Роман, отвернувшись, вопросительно взглянул на приятеля. Тот, сочувственно улыбнувшись, развел руками, в одной из которых была вилка с насаженным шампиньоном.
— Я здесь не при чем, мне сказали через час, а я не… — он бросил вилку, вытащил телефон, посмотрел на дисплей, и его улыбка слегка увяла.
— Нет, никак невозможно, — чуть заискивающе сказал Анатолий в трубку, делая Роману удрученные гримасы и мотая головой. — Да, занят. Переговоры. Да, не в офисе. Почему шумно?.. Ну да… Это им захотелось обсудить все за ужином, при чем тут я? Нет не скажу… Да, абсолютно деловой… Да, только мужчины… С кем?.. — он задумчиво посмотрел на Савицкого, и тот указательными пальцами оттянул уголки глаз к вискам, потом сложил губами некое слово. — С китайцами… — автоматически повторил за ним Анатолий, потом его лицо стало ошарашенным, он замотал головой и покрутил ладонью у виска. — О чем?.. так мы же еще даже не…
Роман отобрал у него телефон и сердито сказал в трубку:
— Нин хао! Нийю жен, цао шань хао! Уан ань ин цзюнз по хао! Во тчу цаи Шанхай!.. Хы!
Он сунул сотовый в руку Чернову и, ухмыляясь, откинулся на спинку стула. Анатолий ошеломленно посмотрел на него, потом произнес:
— Что? Да, злятся. Серьезные люди, во времени ограничены, а тут ты еще!.. Хорошо, пока.
Он спрятал телефон и настороженно спросил:
— А что ты ей сказал?
— Понятия не имею, — насмешливо отозвался Роман, дымя сигаретой. — Одна моя подружка в китайском ресторане администратором работала, нахватался у нее.
— А в каких еще ресторанах твои подружки работали?
— В древнеримском, — Роман выплеснул в рот остатки коньяка из рюмки. — Номина сунт одиоза.
— О господи! — сказал Чернов и поспешно налил себе добрую порцию коньяка. В этот момент танцоры исчезли со сцены, веселая музыка утихла, и зал вдруг медленно погрузился во мрак и густую тишину — только где-то под потолком тихо плескались волны. Невидимый Анатолий протянул, звякнув рюмкой.
— В темноте стра-ашно.
— Сейчас будет еще какая-нибудь девушка с рептилией, — предположил Роман, гася сигарету в пепельнице, которую их официантка, представившаяся Ларисой, меняла прежде, чем в ней успевало скопиться более двух окурков. — Или с дрессированными птицеядами.
С одного края сцены вдруг негромко зазвучала невидимая скрипка, вывела короткий тревожный напев и смолкла, и почти сразу же ей ответила другая скрипка, в точности повторив мелодию и пронизывающую ее тревогу. Наступила секундная пауза, а потом где-то позади сцены грохнули ударные, и откуда-то из-под потолка на прозрачный пол упали два мощных луча света — огненных, дрожащих, и казалось, что на сцене вспыхнули высокие столбы пламени, пленившие две стройные женские фигуры со скрипками в руках, и Роман невольно вздрогнул, вспомнив, как погиб Шмаев. Девушки были одеты, вернее, умело раздеты во что-то короткое черное и переливающееся, не скрывавшее форм, но и не выставлявшее их на всеобщее обозрение. Роман так и не успел осознать, что это была за одежда — он ухватил лишь только цвет, остальное было неважно, потому что одной из девушек оказалась Рита с гордо вздернутой головой и рассыпавшимися по плечам золотистыми волосами, которые словно бы колыхал жар несуществующего пламени, в другой он с удивлением узнал Майю, напряженную, как струна, и глядящую в зал с неким озорным вызовом. Смычки танцевали в их руках, и тянулась, переливалась удивительно густая мелодия, нарастала в ней мощь, подхваченная ударными, и девушки раскачивались под протекающую сквозь них музыку, и их движения были то медленно-тягучими, плавными, задумчивыми, то резкими и чувственными, и задумчивость сгорала пеплом в страстном огне, и музыка полыхала вокруг них, сама становясь огнем, и погасли лучи окутывавшего их света, и огонь был под ними — подсветка под прозрачным полом была сделана так искусно, что создавала почти реальное ощущение настоящего пламени, среди которого метались в плену собственной музыки два гибких девичьих тела. Уплыла, растворилась где-то под потолком тревога, отступила, притаилась рядом жаркая страсть, мелодия стала быстрой, звонкой, задорной, и Рита с Майей, стоя на разных концах сцены, казалось, весело перебрасываются этой мелодией, и ударные ненавязчиво звучали в отдалении, поддерживая, — словно земля, поросшая упругой травой, по которой танцует кто-то невидимый и проворный. На их лицах были улыбки, немного отрешенные и обращенные лишь друг к другу — сейчас они не смотрели в зал.
ebooksa