Последнее предложение

22
18
20
22
24
26
28
30

Роман почти не слушал, что они говорили — различал только интонацию, а в голове по кругу летали недавние слова Гельцера, и он смотрел на Риту, раскрасневшуюся от ярости, и воздух вокруг нее, казалось, искрился и потрескивал. Даже сейчас, когда ее губа была разбита, спутанные волосы спадали на плечи неряшливыми прядями, зелень в глазах, вновь лишившихся синевы, казалась выцветшей и блеклой, а лицо стянуло от ненависти, она казалась необычайно привлекательной — привлекательной до горечи, до отчаяния — и столь же необычайно далекой — дальше, чем тогда, много дней назад, на берегу Шаи, где он увидел ее впервые. Кто сказал, что красавицам, угодившим в плен к чудовищу, так уж необходим рыцарь-освободитель? Иные красавицы могут рассвирепеть до того, что сами отправят чудовище на тот свет, унаследовав свободу и состояние чудовища. «Она всегда давала сдачи», — сказала про нее Майя. Конечно, и сдачи, как правило, дают собственноручно, порой обставив дело так, чтобы обошлось без последствий. Денис приехал в облике темноволосой женщины, которая, наверняка, почти сразу же исчезла где-то в доме, а в нужный момент из этого дома вышла Рита, присоединившись к пьянке, — наверняка в тот момент, когда Горчаков уже совершенно не обращал на жену внимания — присутствует — и ладно. Неизвестно — да и неинтересно, сам ли он пошел за дом, или Рита его туда как-то выманила, известно лишь, что все получилось — Рита убила мужа и Рита же осталась чистой, незапятнанной, потому что все время была у всех на глазах.

Он поверил. Не тому, что сказал Гельцер, не тому, как он это сказал, а тому, что появилось в ее глазах после сказанного. Это была правда. И книгу, которую начало претворять в жизнь нечто, написал убийца. Человек, который познал смерть другого собственными руками, собственной душой, человек, совершивший то, что исправить невозможно, пусть даже и незачем. Человек, который знает, о чем пишет.

Они все еще что-то шипели друг другу, ругались, и Роман не понимал, какой в этом смысл. Он рассеянно взглянул на стол и заметил, что пичак, лежавший поперек тарелки, исчез. В его сознание вновь ворвался голос Гельцера, рассыпался на слова.

— …понимаю, с чего он вдруг на это пошел? Как ты его уломала? Он был шизанутый, твой братец! Тебе известно, что это он сдал тебя Горчакову оба раза, когда ты с его помощью пыталась удрать? Костя мне потом рассказывал об этом, долго смеялся. Между прочим, он ему за это заплатил — и неплохо. Денис был психом, и ты теперь, небось, такая же! Ты что же — из-за того прошлого дела решила меня на тот свет отправить?! Собственность свою вернуть? Так официально она и так твоя!..

— Что ты несешь?! — Рита вскочила и пинком ноги отшвырнула кресло. Гельцер насмешливо повторил ей то, что недавно заявил Роману, и Рита отреагировала примерно так же, как и Савицкий, только куда как менее культурно. После чего шагнула к Роману, не глядя на него. С тех пор, как Гельцер заговорил о ее муже, она не посмотрела на Романа ни разу, словно его здесь и не было.

Дмитрий схватил ее за руку и дернул обратно, одновременно сделав знак одному из охранников. Рита вывернулась, но как-то вяло, скользнула взглядом по пистолету в руке другого охранника, направленного Роману в голову, и застыла. Гельцер забрал оружие у подошедшего, посмотрел на него чуть недоуменно, словно не мог понять, что это такое, потом снял пистолет с предохранителя, развернулся к Савицкому, и тут Рита неожиданно хихикнула, и Роману показалось, что она намеренно сделала этот смешок предельно глупым и издевательским.

— А каково это, а, Дима?! Хреново наверное не понимать собственных поступков?! Ты, всегда такой рациональный, такой практичный, теперь не можешь понять, что ты делаешь и для чего! Ты тратишь время и деньги на то, что тебе на самом деле не нужно, но ты не можешь остановиться! Ты даже взял пистолет. Ты просто хочешь его подержать или пальнуть мне в голову?! Ведь это я, по-твоему, всему виной!

Дмитрий бледно улыбнулся, явно пытаясь взять себя в руки, и в этот момент Роман громко спросил:

— В этом доме много охраны, Гельцер?

— О, решил-таки поучаствовать в разговоре? — бросил Дмитрий, поднимая руку с оружием. — Не беспокойся, достаточно, а теперь, поскольку…

— Зови их всех сюда! — глухо произнес Савицкий. — И поживее, если хочешь жить! Хотя, боюсь, тебя это уже не спасет.

— Да неужели?! — Гельцер, улыбаясь уже увереннее, развернулся к нему, направив дуло пистолета Роману в переносицу, и рука его, явно не привычная к оружию, ходила ходуном. — И что же, интересно, ты сможешь сделать — плюнешь в меня дротиком или ядом, а? Что ты сделаешь?!

— Не я, — Роман мотнул головой куда-то в сторону дверей. — Он.

Гельцер обернулся, и в тот же момент Рита, издав жалобный возглас, попятилась к Роману, не сводя широко раскрытых глаз со светловолосого парня лет восемнадцати, который медленно и даже как-то торжественно шествовал через комнату мимо охранников, стоявших неподвижно, равнодушно глядя сквозь него. На Денисе был светлый серебристый костюм. Руки он спрятал в карманы брюк и внимательно смотрел на Гельцера — только на него одного, словно других вовсе не существовало на свете. И он не улыбался. Но и злости на его лице не было. Спокойное, слегка сосредоточенное лицо человека, который идет выполнять обыденную работу.

— Малый, ты кто такой? — изумленно спросил Дмитрий, и Роман понял, что дело плохо — во всяком случае, для Гельцера. — Как сюда попал? Чего вы стоите — заснули?! — рявкнул он удивленным охранникам. — Выкиньте его отсюда!

— Кого, Дмитрий Степанович? — недоуменно спросил ботаник, оглядываясь по сторонам.

— Ослеп?! — Гельцер вытянул левую руку в сторону задумчиво идущей фигуры, одновременно поднимая правую с пистолетом. — Этого парня!

— Но там никого нет, — осторожно произнес Витя. — Или вы про…

— Господи! — прошептал Гельцер и попятился. — Денис? Но ты же умер! Тебя похоронили!

— Не дай ему схватить тебя за руку! — крикнул Роман, уже зная, что совет бесполезен. Впрочем, кто знает… Гельцер, конечно, сволочь, но смертей и так уже было слишком много. — Он за тобой пришел!