Последнее предложение

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да ничего я не делал! — просипел Юрий, не отрывая глаз от сверкающих собачьих клыков. — Мы просто…

— Ничего не делал?! — голос Елены взлетел до потолка, став похожим на визг циркулярной пилы. Она демонстрирующее дернула себя за отвороты кофточки, отчего та жалобно треснула, разрываясь еще сильнее, но тут же вновь стянула ее на груди. — А кто меня только что так активно на диван заваливал?! Папа римский?! — Токман, повернувшись к Роману, заговорила так торопливо, словно боялась, что сию секунду лишится дара речи и не успеет донести до него всю правду. — Приперся… глаза дикие… как полез!.. мне, говорит, обязательно надо трахнуться, иначе работа не пойдет… не то получится…

— Да, надо! — внезапно заорал Семыкин, приподнимая голову, но тут же снова вжимаясь затылком в пол. — У каждого по своему… Только ничего я тебя не заставлял! Ты сама хотела!

— Вранье! — взвизгнула Елена, и Роман невольно поморщился, подумав, до чего ж противный голос. — Кофту порвал, падла! Ты знаешь, сколько она стоит?! Трахнуться ему надо!.. так поди и сам себя!.. — после этого из ее рта посыпались такие определения, что Роман, не выдержав, снова пнул дверь, та с грохотом ударилась о косяк, и Елена испуганно замолчала.

— Хватит, все ясно! Лена, советую в следующий раз запираться! — он покосился на разбросанные по полу чистые листы. — Уже что-нибудь написала?

— Нет еще, — выражение ее лица стало чуть смущенным. — Я только… Нет.

— Пса-то убери! — возмутился с пола Юрий, решив, что о нем забыли, и Роман хмыкнул.

— А это не мой пес, он меня не послушает.

— Черт знает что! — зашипел опрокинутый литератор. — Один пистолетом размахивает, другой собаками травит…

— Собака сама натравилась, — заметил Савицкий, — не любит она насильников. — Гай, ко мне! Гай! Пошли, я тебе нормальной еды дам, брось эту пакость!

Пес шумно дохнул Юрию в лицо, чихнул, окончательно забрызгав того слюной, и устремился к Роману, ухитрившись пройтись по Семыкину всеми четырьмя лапами, отчего тот болезненно охнул — и тут же сделал это снова, когда Токман, подскочив к нему, с силой пнула в бок, потом, проходя мимо Гая, погладила его по голове, ласково сказав:

— Молодец, хороший пес, хороший!

— С-сука! — прошипел ей вслед Юрий, приподнимаясь и потирая ушибленный бок. — Вот сука! Ну, ладно же!..

— Юра, — спокойно сказал Савицкий, — еще одно слово или действие — найду швабру и так тебя вдохновлю — до конца жизни бабу не захочешь, понял?

— Да что ты?!.. — Семыкин криво улыбнулся и осторожно потрогал щеку, на которой краснели четыре рваные царапины, сочившиеся кровью. Он поднялся и, чуть пошатываясь, пошел к двери, далеко обойдя скалящегося бульдога. — Тоже мне, воплощение справедливости и благородства! А она сама хотела! Для виду только брыкалась! Я с женщинами всегда общий язык нахожу, я к ним подход знаю. Я бы и к нашей веселой писа…

Роман ударил молча и стремительно, и Юрий спиной вперед вылетел в коридор и с громким «хак!» впечатался в стену. Гай с веселым лаем кинулся было следом, но Роман поспешно окликнул его, и в тот же момент в коридоре зло спросили:

— Что тут еще, к черту, творится?!

Юрий оттолкнулся от стены, коротко глянул влево, потом на рычащего пса, развернулся и умчался прочь стремительно, как вспугнутая львом газель. Гай снова рванулся, и Роман, изо всех сил вцепившийся ему в загривок, буквально выехал в коридор и наткнулся на Сергея, который стоял перед дверью с сигаретой в зубах и сотовым в руке. Его лицо, как обычно, было совершенно непроницаемым, и только в глазах едва-едва поблескивало злое раздражение.

— Что опять за аттракционы? — поинтересовался он, пряча телефон. — Только что девочка меня чуть с ног не сшибла, аж летела, а теперь еще этот из комнаты выпадает — явно без своего на то позволения.

— Он плохо себя вел, — пояснил Роман, отпуская Гая, и Сергей, наклонившись, потрепал бульдога, радостно замахавшего хвостом.