Последнее предложение

22
18
20
22
24
26
28
30

— А я обязана отвечать?! — презрительно и чуть брезгливо отозвалась Корнейчук, подошла к холодильнику и извлекла из него добрую порцию копченого мяса. Подошла к столу, под аккомпанемент всеобщего равнодушного молчания сделала толстенный бутерброд, захлопала дверцами бесчисленных шкафчиков и на ее лице появилось разочарование. Она вытащила бутылку слабоалкоголки и взглянула на коньяк на столе, которого уже осталась самая малость.

— А покрепче ничего нет? — Виктория раздраженно махнула бутылкой. — Вы что же — сами все выпили? Есть еще коньяк?!

— Понятия не имею, — сказал Таранов. — Это не мой дом.

— Где Рита? Уж она должна знать…

— Рита спит, — резко ответил Савицкий, — а где, я не помню. Это и не мой дом.

— Почему вы так со мной разговариваете?! — возмутилась Виктория и поправила очки. — Я понимаю, что вам многое довелось пережить, но я тут совершенно не при чем! То, что я вам сказала… это случайно вырвалось.

— Ах, мадам, как бы я хотел вам верить! — задушевно сообщил Роман. — Если вы желаете допинг, так возьмите несколько бутылок. А мы тут заняты — обсуждаем ситуацию на Ближнем Востоке. Желаете присоединиться?

— Обойдусь, — Виктория вытащила из шкафчика еще две бутылки. — Вы бы лучше над книгой думали! Ерундой занимаетесь!

— Чего над ней думать — восходит солнце, панорама улыбающихся лиц, озерная гладь — конец фильма, — Нечаев протяжно зевнул. Виктория недобро прищурилась.

— Не понимаю, как вы можете так к этому относиться?! Вы не осознаете, насколько грандио…

— Уаргх! — сказал Гай, вздергивая верхнюю губу, и Корнейчук, прихватив бутылки и тарелку с бутербродом, мгновенно исчезла из кухни.

— Грандиозность! — зло произнес Роман, щелкая зажигалкой. — Нет, ну что за идиоты?! Может, эту все-таки есть смысл пристрелить?

— Обалдел?! — возмутился Валерий, правда, сделал это довольно вяло. Таранов задумчиво пробормотал:

— Мое предложение, если что, в силе.

— Какое предложение? — так же вяло поинтересовался Нечаев. Сергей отстучал пальцами на столешнице какой-то короткий мотивчик и ответил:

— Насчет ситуации на Ближнем Востоке.

— Хм, — Нечаев сердито заглянул в свою пустую рюмку, цапнул к себе бутылку и разлил остатки, потом сожалеюще взглянул на бутылку и переставил ее под стол.

— Не понимаю, почему мы так во все это верим? — он залпом выпил коньяк и с грохотом поставил рюмку на столешницу, чуть не разбив. — Вначале я не верил… долго не верил… а теперь готов поверить почти во все! Если оно вновь появится и скажет, что этот дом сию секунду обрастет перьями и крыльями и улетит к… — Валерий вклеил непечатное слово, — или в… — он опять вставил непечатное слово, — я поверю! У меня от этого скоро крыша поедет… если уже не поехала! Я привык к фактам… к обычным фактам! Кого-то ограбили, дали по голове, убили, в конце концов… но это обычно! Каких бы мерзостей я не насмотрелся, но они обычны. При всей их частой извращенности и зверстве обычны… для нашего времени. Даже то, что сегодня меня… А это…

— А я не верю, — Сергей отпил половину своей рюмки. — Все, что он болтал… да и вашему с Ритой рассказу я, извини, верю не особенно. Я этого не видел, а рассказать можно что угодно. Я верю в реальную опасность. Если она появится — я в нее поверю. Я верю только, что эти люди — сумасшедшие. Напишут они что-то или нет, воплотится это или нет — они опасны сами по себе, и без своих книг. Корнейчук — фанатичка, Зощук — из тех, кто запросто тебе нож в спину всадит, особенно если это ему выгодно, а Семыкин — озабоченный ублюдок.

— Расклассифицировал! — Валерий хмыкнул. — А в то, что Лозинский — призрак, веришь?