— По-моему, ты просто ненормальный.
— Да ну? А я-то голову ломаю — и что ж со мной не так?
Рита глубоко вздохнула, подняла взор к потолку, после чего отошла к стене и снова принялась разглядывать картины. Роман закурил, пытаясь понять, почему она не уходит. Он был бы не прочь отдохнуть, но и выставлять ее не хотелось. Рита подняла руку и отбросила волосы с плеча на спину — небрежный жест, на этот раз начисто лишенный картинности, и Роману, смотревшему на колыхающиеся золотистые пряди, вдруг совершенно некстати вспомнились слова Гельцера. Ему подумалось, что хрупкие красивые игрушки могут безнадежно сломаться в грубых руках. Привлекательная внешность осталась, но что там теперь под ней — неизвестно. Хотя, впрочем, и что раньше там было, неизвестно тоже. И чего же она все-таки так боится?
— Дворцы, храмы… — Рита повернула голову. — Вижу, ты большой поклонник архитектуры?
— Можно и так сказать.
— И какое же произведение архитектуры твое любимое?
Секунду Роман задумчиво смотрел на нее, потом неохотно ответил:
— Хазнет Фируан. Еще его называют Эль-Касна, Каснех аль-Фарун… много интерпретаций.
— Сокровищница божественных фараонов? — блеснула Рита эрудицией. — Это в пещерной Петре, в Иордании, да?
— Была там? — с интересом спросил Савицкий. Она покачала головой.
— Не довелось. Во Франции была, на Кипре… ну, по стандарту. А там нет, только фотографии видела… и в «Индиане Джонсе» видела… Но почему именно она? Грандиозное, конечно, сооружение, но как-то слишком уж декоративное.
Роман неожиданно обиделся, будто коллекционер, в присутствии которого незаслуженно охаяли жемчужину его коллекции.
— А мне так не кажется. Идеальная симметрия и идеальная красота. Эти шесть огромных коринфских колонн, которые словно уходят в самое небо… А скульптуры на фасаде — где еще увидишь такую смесь древних культов? Египетские боги запросто соседствуют с развеселыми олимпийцами, боги древней Аравии с богами римлян — словно в знак того, что все религии могут мирно сосуществовать, так же как и те, кто в этих богов верит. Но и не это главное, не отдельные детали — для меня она прекрасна целиком… В некоторые вещи влюбляешься раз и навсегда, не доискиваясь причин.
— Обычно так говорят о людях, — как-то мрачно заметила Рита. Он пожал плечами.
— Может, я не совсем правильно выразился… Для меня это не просто строение — это как некий символ, воплощение всей красоты, которую хотелось бы увидеть, всех желаний, которые хотелось бы осуществить. Это что-то волшебное, как вход в легенду, в какой-то невероятный мир… Возможно, окажись я там, то и не решился бы в нее войти. Наверное, стоял бы и смотрел… долго смотрел, чтобы запомнить на всю жизнь. Если я закрою глаза, то могу увидеть ее, как наяву, хотя это видение будет в чем-то отличаться от настоящего храма Петры. Я буду видеть собственный Хазнет Фируан. Думаю, у каждого человека есть собственный Хазнет Фируан. Одни уже нашли его, другие ищут, третьи не найдут никогда.
— И ты бы хотел его увидеть наяву, а не закрыв глаза? — спросила Рита — почему-то шепотом, глядя на него с непонятным выражением.
— Хотел бы. Возможно и увижу, — Роман чуть улыбнулся. — И это обязательно будет раннее утро, когда розовый песчаник становится еще розовее от восходящего солнца, и храм настолько красив, что кажется призраком и, в то же время, еще более реальным, и чудится, что он восходит в небо вместе с солнцем, — он подмигнул Рите, которая слушала его с отрешенно-умиленным выражением лица, словно профессор, внимающий ответу блестящего студента. — Ну, это я так представляю.
— А саму Петру… ну, не только этот храм, ты хотел бы увидеть?
— Да. Но не так, как Хазнет Фируан, хоть он и часть от целого. Просто интересно посмотреть на город-сказку.
— Одна моя знакомая была в Петре, — с неожиданной мрачностью сказала Рита. — И она не показалась ей похожей на сказку. Больше всего она показалась ей похожей на огромное красивое кладбище.