Стая

Однако слухи про «эсэсманов» ходили самые мрачные. Якобы многие канувшие в здешних лесах грибники, охотники и следопыты-одиночки на самом деле не наступили на старую мину, и не развели костерок над старым снарядом, – но нашли свой конец в тайных бункерах заигравшихся в гестапо отморозков. Впрочем, слухи могли врать. Но люди и на самом деле в этих местах порой пропадали…

– Может, по мирному, разойдемся? – предложил Макс. – Чего нам делить-то?

– Я те разойдусь, блядь! – заорала белокурая бестия на чистейшем русском. – Будешь тут у меня шляться! Я те в бункере щас… – он запнулся, и добавил ритуальное: – Русиш швайн!

Лепет Фрица, пытавшегося, надо понимать, доказать, что он-то как раз не «русиш швайн», но самый что ни на есть чистокровный нордический ариец, – «эсэсманы» проигнорировали.

– Обыскать! Шнелль! – рявкнул гауптман.

«Срубил, называется, деньжат по-легкому…» – подумал Макс тоскливо. Отправляться в бункер и проверять, насколько правдивы слухи о кровавых забавах «эсэсманов»? Нет уж, надо разобраться с придурками здесь, на вольном воздухе.

В том, что связались с ними именно придурки, сомнений не было. Точнее, придурки-то они по определению, – разве будет взрослый серьезный человек играть в такие дебильные игры? Но и среди прочих похожих придурков эти выделялись повышенной придурковатостью.

Окружили, со всех сторон стволами тычут, – если в самом деле до стрельбы дойдет, половина пуль у них в своих же и полетит, – а то Макс не знает, как эти трещотки в руках дергаются…

Один из «эсэсманов» шагнул к их троице, намереваясь выполнить приказ гауптмана: обыскать «русских свиней». И начать решил с Макса. Тот быстро взглянул на спутников. От Фридриха помощи ждать нечего, с ним все понятно. А вот загадочный господин Граев, решивший прикупить крупнокалиберный миномет… Что можно ожидать от него, когда дойдет до драки, – решительно неизвестно.

«Эсэсман» подошел поближе, потянулся ощупать одежду Макса – и тут же с издал хрюкающий звук, согнулся как-то странно, несколько набок, – удар угодил ему точно по печени и был крайне болезненным. Макс, придерживая одной рукой живой щит, сдернул с шеи псевдо-немца «шмайссер».

И тут же длинным прыжком отскочил, спасаясь от очередей тех, что стояли сзади и сбоку, – но очереди не прозвучали, «эсэсманы» еще не опомнились от неожиданности.

Макс крутнулся прямо-таки в балетном пируэте, одновременно надавив на спуск «шмайссера» – решив очистить огнем задний сектор, а уж потом разбираться с передними. «Шмайссер» мертво молчал. Макс дернул назад рукоятку затвора… Вернее, попытался дернуть – без малейшего эффекта. Дернул еще раз, изо всех сил, – и она осталась в пальцах…

Сообразив, наконец, в чем дело, Макс уже не смог остановиться – подскочил к «эсэсману», легко уклонился от неуклюжего удара, вмазал сам – от души, качественно, не смертельно, но очень больно…

На этом активная фаза конфликта закончилась: Макс краем глаза видел, что Граев тоже не терял времени даром – и сейчас подвернувшиеся ему под руку гауптман и двое его присных лежали на земле и не делали попыток подняться. И в самом деле, когда над тобой стоит верзила с каменным лицом, и держит в руке пистолет с глушителем, – лучше бы от таких попыток воздержаться.

Фридрих стоял как стоял, даже улыбаться не прекратил. Тьфу… Пялился, как на кино, нет чтоб залечь… А если бы автоматы настоящими оказались?

Макс ощутил вдруг достаточно неуместное чувство – сильнейшее разочарование. Настроился уж было на серьезную драку, а тут… Он зашвырнул бутафорскую железку в ближайшее небольшое болотце, благо такие болотца тут были повсюду. Надвинулся на лежащего гауптмана, паскудно ухмыляясь.

– В бункер, говоришь?! – Хрясь! Сапог смачно ударил по ребрам. – Можно и в бункер, рожа усташская… Я вам там устрою могилку коммунальную, пятиместную…

Хрясь! Пинок в ляжку оказался не менее болезненным.

– Не нада-а-а-а! – взвыл гауптман, мигом превратившись в того, кем он, собственно, и был изначально – в двадцатилетнего инфантильного ублюдка, выбравшего себе очень нехорошую игру.

– О-у-х-х-х-х… – зашипел, схватившись двумя руками за живот, еще один ублюдок, вознамерившийся было на четвереньках покинуть место расправы.